Отто Дитрих - Двенадцать лет с Гитлером. Воспоминания имперского руководителя прессы. 1933-1945

В этом случае проявилось очень нехорошее качество характера Гитлера, становившееся все заметнее и заметнее. Он перекладывал вину за все свои ошибки на других. Видя его вспышки негодования и слыша, как он, узнав какую-нибудь дурную новость, поносит «этих горе-вояк», можно было поверить в его глубокую искренность и ответственность за каждый момент. Но впоследствии, когда всплывали истинные факты и выяснялось, что причина проблемы совсем другая, он отказывался признавать это. Он никогда не соглашался с критикой и никогда не признавался в своей неправоте. Это отсутствие самокритичности и тенденция всегда перекладывать вину на других были тем более серьезны, что Гитлер знал: поскольку он абсолютный диктатор, у обвиняемого нет шанса оправдаться. Эта его черта переросла в манию устранения заслуженных военачальников после каждого поражения. В таких случаях он оставался глухим к их протестам и оправданиям, что они действовали не по своей воле, а лишь исполняли его же приказания. Когда что-то не удавалось, он регулярно бросал обвинения в «предательстве и саботаже». Ближе к кульминации драмы, когда число поражений и грубых ошибок неминуемо возрастало, он неудержимо набрасывался на всех и вся.

Несомненно, в этот горький период истории были сопротивление, предательство и саботаж. Недостаток решительности в немецком офицерском корпусе во время войны, безусловно, ослаблял в те последние решающие годы потрясающую мощь и способность к сопротивлению немецких вооруженных сил. Многие считали, что причина этого ослабления кроется в несоответствии самого Гитлера, в его склонности к преувеличению и отсутствии у него чувства меры, в оскорблениях, которыми он осыпал своих подчиненных, в его своенравии и несправедливости. Сам же Гитлер считал, что подобные инциденты с его стороны вызывает недостаток храбрости у офицеров. Своим отношением к офицерству Гитлер оттолкнул от себя многих. Его поспешные, необдуманные, часто пренебрежительные выпады в адрес офицеров создали в армии определенный настрой, с которым он безуспешно боролся и который впоследствии назвал падением боевого духа немецкой армии.

С самыми лучшими намерениями он создал элитные дивизии ваффен СС. Но в немецком офицерском корпусе создание этой службы вызвало дух недоверия. В результате внутреннее противоборство с новой структурой отнимало у немецкой армии больше сил, чем это могла компенсировать военная эффективность формирований СС, как бы превосходно они ни действовали.

Гитлер, не щадя себя, не щадил и других. После пяти лет войны он предъявлял к войскам требования, которым они больше не могли соответствовать. Этим самообманом он лишь усложнял себе жизнь, продолжая угрожать и настаивать, что невозможное надо сделать возможным. Он был сам виноват в потере доверительных контактов с командирами низшего звена, а потом горько жаловался на это.

Таким образом, он сам вызвал духов, с которыми не смог справиться. Своим неконтролируемым темпераментом, высокомерием и оскорбительным недоверием он превратил первоначально установившуюся гармонию и братство в смятение и враждебность, водоворот, из которого не было выхода, несмотря на почти нечеловеческое сопротивление его воли этому ужасному течению, засасывающему его.

В аду ожесточенной войны его воля вновь и вновь проявлялась с недюжинной силой, доводя его психическую энергию до высочайшего уровня. Совершенно ясно, что во время русской зимы 1941/42 года именно воля Гитлера стала недвижимым барьером, преградившим немецким войскам путь к паническому отступлению.

Накануне нового, 1942 года сила воли и упорство Гитлера одержали величайшую победу. Фельдмаршал фон Клюге хотел отвести группу армий «Центр». Он твердо решил отступить. В полночь Гитлер позвонил ему по телефону из своего штаба, чтобы убедить держаться, поскольку такое отступление означает падение всего Восточного фронта. Ожесточенная телефонная баталия продолжалась более двух часов. Все это время соратники ждали, чтобы поздравить его с Новым годом. Клюге предостерегал и умолял; он взывал к разуму и заявлял, что не возьмет на себя ответственность за ужасные последствия, которые предвидит. Он говорил от имени сотен тысяч немецких солдат, ожидающих в эти морозные дни и ночи приказа об отступлении на лучшие позиции, приказа, который избавил бы их от мучений. Он веско обосновал свое решение и клялся, что отдать приказ об отступлении – его святой долг.

Но, как бы то ни было, Гитлер боролся за будущее армии, за фундамент, на котором зиждилась вся война на Востоке. Он поколебал аргументы Клюге. Подготовленных позиций в тылу не существует. Почему для армии лучше отступить, чем находиться там, где она находится? Климатические условия в любом месте России одинаковы. Гитлер спорил и умасливал, бушевал и кричал, приводил новые доводы, настаивал, командовал и добился своего. Центр не двинулся с места. Восточный фронт избежал огромной опасности. Его позиции и базирование остались прежними на следующий год войны. К концу весны 1942 года армия снова была готова к наступлению.

Наполеон в 1812 году сказал: «Холод погубил меня». Воля Гитлера справилась с ситуацией; его упорство на тот момент предотвратило катастрофу. Конечно, позволительно спросить: не было ли в конечном счете для немецкого народа большим благом отступление, нежели продвижение в бескрайние пространства, которое год спустя закончится поражением и станет началом пути Германии к гибели?

Упорство в солдате – великое достоинство, но это не то специфическое качество, которое создает великого командира. Упорство и побудительная энергия были великими чертами Гитлера как военачальника. Он был носителем революционизирующего духа немецкого вермахта, его движущей силой. Он воодушевлял его организационную машину, которую даже неприятель признавал превосходной. Осознавая свою тенденцию к излишней скрупулезности и бюрократической жесткости, он неустанно боролся с этой тенденцией. Где бы он ни замечал умную импровизацию противника, он всегда ставил ее в пример. Дело в том, что он знал: немецкий организаторский талант должен дополняться гибкостью. В конце концов мелочная опека подчиненных зашла так далеко, что он стал вмешиваться в деятельность командиров низшего звена. Это многих оскорбляло, не говоря уж о том, что противоречило его стремлению быть командиром самого высокого полета. Он вполне справедливо упрекал многих офицеров в отсутствии духа импровизации. Но как командиру самому Гитлеру, с его интеллектуальной непреклонностью и однообразным повторением предыдущих действий, точно так же недоставало оригинальности, как и простому лейтенанту.