Рене Кастр - Бомарше

Я прочел эти письма и успокоился; а фраза „ведь они такие же сестры вам, как и остальные“ поразила меня до глубины души. „Не плачьте, — сказал я отцу, — я принял решение, которое, быть может, удивит вас, но мне оно кажется наиболее правильным и наиболее разумным. Старшая сестра называет в своем письме фамилии многих уважаемых лиц, которые, по ее словам, могут засвидетельствовать ее брату в Париже благонравие и добродетельность младшей сестры. Я отправлюсь к ним, и если их отзывы будут столь же хороши, как отзыв господина французского посла, я попрошу отпуск, отправлюсь туда и, взяв себе в советники только благоразумие и братские чувства, отомщу за них предателю или привезу сестер в Париж, и они будут жить вместе с вами на мои скромные средства“.

Успех расследований распалил мое сердце. Без дальнейших проволочек я вернулся в Версаль к моим августейшим покровительницам и сообщил им, что печальное и неотложное дело требует моего присутствия в Мадриде и я вынужден на время прервать свои служебные обязанности. Изумленные столь внезапным отъездом, они, по доброте своей, достойной преклонения, пожелали узнать, что за новая беда стряслась со мной. Я показал письмо старшей сестры. „Поезжайте и будьте осторожны, — ласково напутствовали меня принцессы. — Вы задумали доброе дело и, несомненно, получите поддержку в Испании, если будете вести себя разумно“.

Вскоре мои приготовления были закончены. Я боялся, что опоздаю и не успею спасти бедную сестру. В благодарность за четыре года моих неусыпных забот об их развлечениях принцессы щедро вознаградили меня, снабдив солиднейшими рекомендациями к нашему послу.

Перед отъездом мне поручили вести в Испании переговоры об одном весьма важном для французской коммерции деле. Г-н Дюверне, зная о причине моего путешествия и растроганный этим, обнял меня и сказал: „Поезжайте, сын мой, спасите жизнь сестры. Что касается порученного вам дела, то если вы захотите принять в нем участие, не забывайте: я — ваша опора. Я обещал это при свидетелях королевской семье и никогда не нарушу столь священного обязательства. Рассчитываю в этом деле на вашу прозорливость; вот вам векселя на предъявителя на двести тысяч франков; я даю их, дабы усилить ваш престиж столь большой кредитоспособностью“.

Я выезжаю и дни и ночи мчусь по дороге из Парижа в Мадрид… куда прибыл 18 мая 1764 года, в одиннадцать часов утра…»

Таково начало повествования, приведшего в восторг всю Европу, и самого Вольтера в том числе, и ставшего источником вдохновения для Гёте. Однако следует воспринимать весьма критически этот рассказ, включенный Бомарше в свой мемуар умышленно, с единственной целью: доказать, что он располагал влиятельными связями при дворе, что Пари-Дюверне предоставлял ему огромные кредиты и что, будучи прекрасным сыном, он был преданным братом. Мы предостерегаем читателя от того, чтобы он принимал на веру все утверждения Бомарше, а сами, пересказывая эту историю, постараемся быть максимально осторожными и будем опираться и на другие источники.

Итак, что же представляли собой две сестры Пьера Огюстена, к тому времени прожившие в Мадриде уже более пятнадцати лет? Старшая, Мария Жозефа, супруга Луи Гильбера, вряд ли была счастлива в браке. Ее муж, рассчитывавший сколотить в Испании состояние, обманулся в своих надеждах и жил исключительно за счет разного рода махинаций. Среди них, скорее всего, были и неоплаченные счета папаши Карона: его малоразборчивый в средствах зять вполне мог присвоить себе деньги, которые передали ему заказчики за часы. Что же касается несчастной жертвы бессовестного соблазнителя Клавихо, то этой барышне по имени Мария Луиза, или просто Лизетта, было тогда тридцать четыре года, то есть она была отнюдь не юной девицей. Даме этого возраста пора бы расстаться с иллюзиями.

Если Лизетта действительно оказалась в смертельной опасности, то следовало немедленно броситься ей на помощь. Объяснение между Кароном-отцом и его сыном состоялось в феврале 1764 года. Чтобы добраться из Парижа в Мадрид, требовалось около двенадцати дней, так что к концу февраля или, при неблагоприятной погоде, к началу марта Бомарше мог уже оказаться на месте событий, но прошло целых два месяца, прежде чем он отправился в путь, правда, времени даром он не терял. Пьер Огюстен не только попросил отца составить список его испанских должников, но и подробно обсудил с Пари-Дюверне перспективы экономического сотрудничества с Испанией: тот считал, что передача этой стране по Парижскому договору 1763 года Луизианы в качестве компенсации за потерю Флориды открывает большие возможности, ведь на этой территории Лоу в свое время заложил основы процветания Индийской компании. Характер планируемых операций был далек от благородства: речь, в частности, шла о поставке испанским колонистам Луизианы черных рабов. Эта торговля живым товаром никоим образом не компрометировала дворянского звания, как и другие подобные занятия: примерно в то же время один дворянин из Бретани, некто де Шатобриан, сколотил себе огромное состояние на нелегальной торговле эбеновым деревом, что позволило ему приобрести средневековый замок Комбур.

Вполне возможно, что Пари-Дюверне рассчитывал на получение выгодных концессий и для себя лично: Луизиана с ее не освоенными еще обширными территориями и несметными богатствами сулила огромные прибыли. Именно поэтому он дал Бомарше векселя на крупную сумму: они предназначались для покупки благосклонности испанских чиновников.

Это объясняет, почему, вместо того чтобы выехать немедленно, Бомарше покинул Париж лишь 20 апреля. Еще одним поводом для его задержки стала смерть в вербное воскресенье маркизы де Помпадур, призвавшая его в Версаль. Путь от Парижа до Мадрида занял у Бомарше вместо двенадцати дней целый месяц, это могло бы вызвать удивление, если бы не было известно, что он позволял себе длительные остановки, одну из которых сделал в Туре, где у него было назначено любовное свидание.

В Мадриде он сразу же попал в объятья своих сестер, которых с трудом узнал после долгой разлуки. Когда первые излияния чувств остались позади, Бомарше попытался прояснить ситуацию. Во-первых, Лизетта была в полном здравии. Из письма г-жи Гильбер, так взволновавшего обитателей дома номер 26 по улице Конде, следовало, что старая дева гораздо больше страдала от жестокого гриппа, нежели от тоски. Мадридский врач прописал ей отвар, при приготовлении которого помимо лекарственных трав использовал креветки, говядину и мак, и эта микстура быстро поставила на ноги брошенную невесту. Придя в себя, Лизетта вновь начала подумывать о замужестве: ей сделал предложение некий г-н Дюран, зажиточный французский негоциант, обосновавшийся в Мадриде. Человек заурядной внешности, но с приятными манерами, он был более чем достойной партией для девицы не первой молодости, уже однажды брошенной женихом.