Степан Тимошенко - Воспоминания

В Мюнхен я приехал только в начале июня. Семестр начался уже давно. Студентом уже записаться не мог, да это оказалось совершенно ненужным. При входе в здание Института встретился с каким‑то приятным господином и с трудом по-немецки объяснил ему, зачем я пришел. Он сразу меня понял, пошел со мной в канцелярию и устроил мне свидетельство «хоспитанта», которое давало мне право слушать лекции и посещать занятия. Позже я узнал, что случайно встреченный мной господин был профессор Дик, математик, состоявший в то время ректором Политехникума. Любезность, с которой я, никому неизвестный иностранец, был встречен при первом посещении школы, мне навсегда запомнилась. Позже не раз имел случай убедиться в простоте, отсутствии формализма и готовности оказать содействие иностранному посетителю при посещении немецких школ и лабораторий. Никому неизвестный молодой человек мог без всяких формальностей зайти в приемный кабинет самых выдающихся немецких ученых и встретить любезный прием и готовность оказать содействие в осмотре лабораторий и ознакомиться с ведущейся в них научной работой. В других странах я не встретил такого отношения к посетителям. Это запомнилось мне на всю жизнь и, конечно, оказывало всегда влияние на мое отношение к германской науке, к германским ученым и к Германии вообще.

У Феппля я тоже встретил любезный прием. Он разрешил посещать его лекции и занятия, позволил подробно ознакомиться с занятиями в лаборатории, с научными работами, которые там велись, с машинами и инструментами, которыми там пользовались. Все это было мне крайне интересно. Ведь это была самая знаменитая лаборатория, организованная еще Баушингером. По образцу этой лаборатории были устроены лаборатории во всех остальных Политехникумах Германии и во многих инженерных школах вне Германии. Оборудование лаборатории было устарелым. Мы в Петербургском Политехникуме и в других русских школах имели во многих случаях лучшее оборудование. Но была и громадная разница. Здесь, в Мюнхене, каждая машина приобреталась для определенной научной работы. Мы в России покупали машины в запас, чтобы они были под руками, если понадобятся для какой‑либо научной работы. Но таковой обычно не было. Здесь, в Мюнхене, я в первый раз понял, что значит вести в лаборатории научную работу.

У нас велись лишь установленные технические испытания материалов и установленные для студентов учебные опыты. В Мюнхене было иначе и скромное лабораторное оборудование использовывалось для новых научных исследований. Феппль интересовался в это время различными теориями прочности и при помощи особого приспособления раздавливал цементные кубики силами равномерно распределенными по четырем сторонам. Он также подвергал кубики всестороннему равномерному гидравлическому давлению в особом цилиндре. Результаты сравнивались с сопротивлением цемента простому сжатию между двумя плитами пресса. Все было ново для меня, начиная с простого сжатия.

Я сделал массу испытаний на сжатие цементных кубиков во время моих занятий в механической лаборатории Путейского Института. Это были установленные техническими нормами опыты на раздавливание и я не задумывался над всей сложностью явления раздавливания. Феппль на своих занятиях объяснял, как трудно осуществить равномерное распределение давлений, показал действие прокладок, действие смазывания парафином сжимаемых граней кубика.

Различные теории прочности были для меня настоящей новостью. Никто из наших профессоров не указал мне на этот предмет, а между тем по этому вопросу существовала уже большая литература не только старая (Куломб, Мариот, Понселэ), но и более новые работы Дюхема, Мора, Геста, Хюбера. Тогда же прочел все, что нашлось по этому вопросу в лабораторной библиотеке Феппля и решил, по возвращении домой, описать все эти работы.

Феппль вел занятия в лаборатории с группой человек в 15 и сам давал объяснения каждого опыта. Помню его опыты с прямоугольной бетонной балкой. Пользуясь зеркальными приборами Баушингера, он показывал, что поперечные сечения при изгибе остаются плоскими, что нейтральная линия, в случае материалов не следующих закону Гука, обычно меняет свое положение с изменением нагрузки. Опыт со сжатием длинных стержней тоже был поучителен для меня. Я слушал у Ясинского основную теорию продольного изгиба, но никогда не видал ни одного опыта и имел совсем неверное представление о явлении выпучивания сжимаемого стержня, когда нагрузка достигает Эйлерова предела. Феппль показал нам также свои опыты над осадкой грунта при приложении нагрузки, опыты с измерением усилий в стержнях в изобретенной им пространственной системы (Флехтверке) и, наконец, опыты с большим жироскопом, которыми доказывалось вращение земли. Все было для меня ново и интересно.

Многому я научился у Феппля в продолжении шестинедельного моего пребывания в Мюнхене и понял, что лабораторные занятия приносят студентам пользу лишь тогда, когда они ведутся опытным преподавателем, который непрерывно во время опыта дает объяснения и обращает внимание студентов на различные стороны явления. Лаборатория должна научить студента наблюдать и первые опыты должны вестись под непосредственным руководством. Простой опыт испытания на растяжение стального образца должен сопровождаться двухчасовой лекцией с объяснениями всякого явления, сопровождающего разрыв. А если поклонник студенческой самостоятельности предоставит студентов самим себе, те произведут опыт на разрыв и получат все требуемые результаты в полчаса, но при этом мало чему научатся.

По окончании занятий в Мюнхене я поспешил в Париж. Хотел поспеть туда к 14‑му июля, чтобы увидеть, как французский народ празднует день взятия Бастилии. Празднества я нашел малоинтересными. Уличные развлечения оказались такого же типа, как наши ярмарочные или народные развлечения на масленице в Петербурге. Толпы студентов на бульваре С. -Мишель тоже ничего особенного не представляли.

В то время я еще продолжал интересоваться социалистическим движением и читал первые номера «Искры» с большим интересом. Это был важный момент в истории русской социал-демократической партии. Состоялся съезд партии в Лондоне, на котором произошел раскол на большевиков под лидерством Ленина и меньшевиков, среди которых наиболее выдающимся теоретиком был Плеханов. Большевики (с их заговорщическими методами) привлекли преимущественно молодежь, студентов и мало развитой класс представителей от рабочих. У меньшевиков оказались главным образом старые интеллигенты. Уже в то время все эти споры казались мне неинтересными и нежизненными. Казалось, что нужно только добыть политическую свободу, а все остальное образуется потом и социализм восторжествует когда‑то в отдаленном будущем.