Жан Батист Баронян - Артюр Рембо

Верлен при всякой возможности, обычно к концу дня, когда покидал контору бельгийского отделения агентства «Ллойд», в котором подыскал себе работу и где томился от скуки, сразу же шёл к Артюру. Его отношения с женой, «злой крысой», испортились до такой степени, что лишь в компании своего арденнского друга он мог забыться. С ним он отвлекался от печалей, приступов гнева, истерик, забывал, что уже не раз грубо бил Матильду, однажды чуть не задушил её, как-то во время обеда у его матери в Батиньоле грозил ей ножом. Дело дошло до того, что однажды он вырвал из её рук малыша Жоржа и швырнул его в стену, но, по счастью, эта его выходка не обернулась трагедией…

А Рембо с большим удовольствием подливал масла в огонь, то убеждая друга не подчиняться этой пустой женщине, то посмеиваясь над его нерешительностью. Он смеялся над ним даже при людях, на улице или в кафе и часто в присутствии Форена, у которого в то время была мастерская на набережной Анжу под самой крышей особняка Пимодан — великолепной постройки XVII века, где в 1842 году жил Бодлер. Однажды вечером Артюр проделывал это на глазах у Жюля Мари, молодого человека тремя годами старше его, с которым познакомился ещё в коллеже Шарлевиля. Он встречал его иногда в Латинском квартале. Жюль Мари тоже был одержим страстью к литературе, но его мечты не шли дальше мелодрам для театра и романов-фельетонов.

Артюр вернулся в Париж не только ради Верлена. Он хотел издать свои стихотворения отдельной книгой. Но его попытки успеха не принесли. Ни один издатель не желал публиковать стихи этого хулигана. Даже за счёт автора, как издавались произведения Верлена, например его третий сборник «Третья песня», который был выпущен Альфонсом Лемером в январе, через полтора года после того, как принял его к печати. Люди осведомлённые посмеивались по поводу содержания этого сборника, где Верлен в возвышенных тонах воспевал свою любовь к Матильде.

Журналы, за редкими исключениями, предпочитали публиковать известных авторов и не связываться с новичками. Только «Литературное и художественное возрождение», директором которого был Жан Экар, а главным редактором Эмиль Блемон, согласилось поместить в одном из ближайших выпусков журнала «Воронов» Рембо — печальное стихотворение из двадцати четырёх строк, в котором упоминаются павшие на Франко-прусской войне и погибшие коммунары, жертвы «поражения, зачеркнувшего будущее».

Отвергнутый, проклятый литературной средой, обвинённый в противоестественных наклонностях, Рембо отныне хотел только одного — бежать из Парижа. Отправиться в путешествие — и куда-нибудь подальше.

Седьмого июля он пишет Верлену письмо, в котором сообщает об этом своём твёрдом решении, но не отправляет по почте, а несёт его сам в дом на улице Николе. Не дойдя сотни шагов, он замечает на пороге дома семейства Моте своего любовника, бросается к нему и без всяких предисловий сообщает о своём намерении безотлагательно идти на Северный вокзал и сесть на ближайший поезд в сторону Бельгии. И тут же предлагает Верлену составить ему компанию, притом сделать это незамедлительно.

Словно попав под действие каких-то неодолимых чар, Верлен даже не стал спорить. Тайком от Матильды, которая, чувствуя недомогание, заперлась у себя в спальне, он взял немного денег, кое-какие вещи в дорогу и вскоре уже поспешал за Рембо на Северный вокзал. Было десять часов вечера, но оставался ещё один омнибус в направлении Арраса.

Беглецы прибыли туда ранним утром. Быстро обойдя город и полюбовавшись площадью Гран-Пляс, они зашли в привокзальный буфет, где заказали еду и выпивку. Поначалу болтали о том о сём, но вскоре, вознамерившись привлечь внимание посетителей, стали обмениваться шутками, а затем, поглощая пончики с начинкой и галантин, громко рассказывать придуманные тут же жуткие истории с убийствами и насилиями, уснащая их «страшными подробностями». Присутствующие в зале ушам своим не верили. Один пожилой господин, посасывавший сигару, был до того возмущён происходящим, что, кашляя и отплёвываясь, поспешил за жандармами. Те явились спустя несколько минут и препроводили нарушителей спокойствия в городскую ратушу, «самую красивую готическую ратушу во всей Франции»{53}.

Доставленные к помощнику прокурора, Верлен и Рембо стали уверять его, что произошло недоразумение. Что дурного они сделали? За что их арестовали, словно каких-нибудь вульгарных прохвостов? Под конец они всё же признали, что зашли слишком далеко, что им не следовало публично обсуждать такие мерзости. Помощник прокурора во избежание возможного риска, особенно в отношении спокойствия «добропорядочных»{54} жителей Арраса, решил отправить парочку в Париж и распорядился поскорее сопроводить их на вокзал.

В поезде Рембо продумывал план побега. Он предложил Верлену самый простой, по его мнению, путь: поскольку у них нет паспортов, им надо сразу же по прибытии в столицу идти на Страсбургский вокзал и купить билеты до Шарлевиля. А там обратиться за помощью к товарищу Бретаню, у которого множество знакомых во всех концах Арденн, и он, вне всякого сомнения, знает, как можно тайно пересечь бельгийскую границу. Если это не получится, то Артюру известен маршрут Фюме — Вирё — Живе, который два года тому назад он сам прошёл пешком.

Однако разработанный план удался блестяще. Благодаря рекомендованному Бретанем человеку, сдававшему внаём экипажи и известному в Шарлевиле как папаша Жан, Рембо и Верлена доставили в одноколке прямо к бельгийской границе, которую они пересекли 10 июля посреди ночи. Проспав несколько часов у обочины дороги, они направились в сторону Кувена и Филипвиля. Потом дошли до Валькура, где осмотрели старинную базилику, а дальше через Берзе, Ам, Жамью прибыли в Шарлеруа, где Рембо гордо привёл своего компаньона в «Круговую таверну» и «Зелёное кабаре».

Для Артюра это было счастье — Счастье с большой буквы, ощущение которого он выразил в коротком стихотворении без названия:

Бег дней и замков глушь!Нет беспорочных душ.Бег дней и замков глушь!Удачу я узнал такую,Что день и ночь о ней толкую.В том жизни пламень не потух,Чей галльский пропоёт петух.Прошла моя к счастливцам зависть,Мой дух прозрачен как слеза весь.С тех пор, как мы одно вдвоём,Я снова лёгок на подъём.Чтобы слова раскрылись сами,Они должны стать беглецами.Бег дней и замков глушь!{55}

Из Шарлеруа они прошли пешком по просёлочным дорогам Эно и валлонского Брабанта до Нивеля, где полюбовались церковью Святой Гертруды, основание которой относят ещё к VII веку.