Артем Драбкин - Я взял Берлин и освободил Европу

Полгода мыкался. Первое время я ощущал только одно – страшная боль по всему израненному телу и особенно дикие боли в области лица. Когда из переломанных костей моего лица врачи снова «сложили» челюсти, то мне немного полегчало. И когда весной 1945 года, находясь в госпитале, я понял, что буду жить, то мной на какой-то период овладело отчаяние. Закованный полностью в гипс, все время думал только об одном: что я буду делать после войны – инвалид на костылях, без образования и профессии? Но видя благородный подвиг врачей, спасающих жизни раненых солдат, я решил тоже стать доктором. И о выборе своей профессии в будущем никогда не сожалел. Летом 1945 года досрочно выписался из госпиталя, съездил домой, а после был направлен в Москву, в отдельный полк офицерского резерва танковых войск. Там, в 4-м «мотокостыльном» батальоне, были собраны офицеры – танкисты, калеки, ожидающие демобилизации по инвалидности.

Шипов Константин Николаевич (Интервью А. Драбкина)

начальник штаба танкового батальона 23-й танковой бригады

В первых числах февраля мы совершили стокилометровый марш. А ведь на этих танках мы шли с Вислы! Это по прямой 500 километров, а с боями – все полторы тысячи! Самая большая проблема – снабжение катками. Летели бандажи… Короче говоря, прошли по территории Польши и вошли опять в Германию. Надо сказать, что разница большая – воевать на территории Белоруссии и Германии или Польши. В Белоруссии шли жестокие бои. Там и власовцы держались. Поляки – и вашим и нашим. Это несолидная публика. Поэтому на территории Польши хотя и были схватки, но не такие ожесточенные, а на территории Германии опять начались тяжелые бои – здесь их дом, жены, матери, дети. Кроме того, не стоит говорить о ненависти немцев к своему фюреру – этого мы не чувствовали никогда. Так что бои в Германии были даже пожестче, чем в Белоруссии, не говоря уж о Польше. Батальон сдал оставшиеся танки и отправился в Познань получать новые. Неделю сидели, ждали. Старшим от бригады был полковник Морозов, с которым у меня, понятное дело, сердечных отношений не было. Там мы занимались боевой подготовкой, изучали уставы. Ребята нашли машину и смотались в Познань, где еще шли бои. Притащили фляжки со сгущенкой, галеты, коробки с шоколадом. Получили мы танки, сформировались. Прислали нам и командира батальона – алкаша и любителя женских юбок, гонявшегося за немками. Мы с ним вообще не сошлись. Но у него свое дело, а у меня – свое. По завершении формировки меня сместили с должности начальника штаба и поставили командиром роты в соседний батальон. Честно говоря, я был только рад этому. За работу штаба я не беспокоился, – Ухань, парень, с которым я провел операцию, был готов меня заменить, а мне хотелось своими руками пострелять. Я к войне относился не как к службе в армии, а как к выполнению своего долга перед Родиной. Короче, это назначение я воспринял совершенно безболезненно.

Принял роту в третьем батальоне, которым командовал Степа Красовский. Ребята меня знают. Получили задачу овладеть городом Альтдам (Домбе), что рядом с Щецином. Но для начала надо было взять город Рейц (Реч). Командир батальона приказал выделить три танка в помощь стрелковому полку. Разведали пути подхода, попросили пехотинцев настелить гати через болотце. Пехота пошла вперед, мы ее поддержали огнем, а когда прошли болото, обогнали пехотинцев и вырвались вперед. Один из экипажей подбил немецкую самоходку, за которую потом получили деньги, молодцы.

Пошли дальше. Я иду со своей ротой, а этот Морозов все время рядом. Подошли к следующему населенному пункту – он горит. На его западной окраине ферма, из которой нас обстреляли. Решили переночевать перед населенным пунктом. Вдруг приехал Морозов: «Слушай, Шипов, давай на твои танки взвод пехоты, станковые пулеметы и через населенный пункт к этой ферме. Давай этих фрицев кончать!» Я говорю: «Товарищ подполковник, населенный пункт горит. Двигаться по нему невозможно – будут гореть люди и танки. Да и мы на свету окажемся». – «Я что сказал?» – «Я жечь людей не буду. Но если вам очень хочется, я с танками объеду населенный пункт и обстреляю ферму из пушек». – «Ну, давай».

– Ему главное – покрасоваться. Объехали, постреляли и вернулись. Наступает утро. Немцы ферму, естественно, оставили и без нас – они не дураки. Вытянулись в колонну и поехали. Он мне говорит: «Видишь, ферма-то не сгорела, ты ее не сжег». – «Главное – немцев-то нет! Ушли!»

Чем ближе подходим к Альтдаму, тем сильнее сопротивление немцев. Продвигаться нам становится трудно. В бригаде была оперативная группа во главе с командиром соседнего батальона, которая обеспечивала движение. В конце концов этот командир батальона погиб по-глупому. Со мной связывается командир бригады и назначает меня командиром группы по обеспечению движения. В подчинении у меня три-пять танков с десантом или без из второго или третьего батальона – первый батальон не трогают, берегут.

Задача простая – идти вперед, разведывать, обеспечивать маршрут движения. Каждое утро мы выезжаем и едем, пока нам что-то не помешает двигаться. Либо это разрушенный мост, либо какие-то противотанковые сооружения или серьезное сопротивление немцев. Если видим, что сопротивление серьезное, завязываем бой. Я вызываю артиллерию и авиацию. Тут важно хорошо ориентироваться на местности и уметь по карте точно определить свои координаты – это жизнь. Иначе свои же и убьют. Надо сказать, что большинство боялось так работать, а я не боялся, считал, что если не помогут, то и сам загнешься, и ребят погубишь. Я вызывал танк командира бригады. Командир танка, рядом с которым всегда были артиллерийский наблюдатель от «катюш» или тяжелой артиллерии и авиатор, принимал от меня координаты и передавал им – 15–20 минут, не больше, и ты уже результат ощущаешь.

С авиацией несколько иначе. Авиация в интересах моего взвода не полетит. И в интересах бригады не полетит. И в интересах корпуса не полетит. А в интересах армии полетит. Поэтому в интересах армии все время летят группы штурмовиков по три-девять самолетов. Наблюдатель передает координаты той группе, которая сейчас летит в моем направлении. Тот принимает запрос, а дальше уже зависит от меня. Когда они будут пролетать надо мной, я должен заблаговременно начать пускать ракеты в сторону цели. По моему указанию группа начнет работать. И вот под этим зонтиком парочку километров всегда выиграем. Вот так примерно неделю мы шли, пройдя километров 150.

Причем быстро вырабатываются тактические приемы. Например, у нас в стволе всегда был осколочный снаряд. Допустим, по тебе выстрелили, но с первого раза попасть сложно – промахнулись. Важно ответить, и непринципиально, видишь ты цель или еще нет, главное – не дать себя расстреливать. А дальше я начинаю маневрировать, вести наблюдение. Если засек цель, то начинаю лупить по ней. Если нет, то можно бросить дымовую гранату, обозначить, что горю, а потом уже думать, что делать. Это разведка. Тут кто кого.