Аллан Холл - История Наташи Кампуш

Сирни: Да, конечно же доставит. Вдруг они тогда что-то просмотрели.

«Женщина»: Прежде чем преступник будет найден, каждый, кто был близок к жертве, находится под подозрением. А значит, и вы, как мать Наташи. Как вы с этим справляетесь?

Сирни: А что мне еще делать, если они снова подозревают меня? Приходится лишь мириться с этим. Но я, естественно, буду с ними сотрудничать.

«Женщина»: Владелец озера — ваш знакомый. Что он сказал о планируемых поисках?

Сирни: Сказал, пускай, мол, ищут…

«Женщина»: Вам когда-либо приходило в голову, что же могло произойти?

Сирни: Нет. Никогда!

Позже полиции пришлось признать, что госпожа Сирни исключена из числа подозреваемых.

Время шло, времена года сливались в одно. Людвиг Кох терял свой бизнес один за другим, по мере того как тратил деньги и время на поиски дочери, скитаясь по ночным улицам, рассматривая беспризорных детей у венского Западного вокзала и даже юных проституток в квартале публичных домов, прося каждого встречного посмотреть на фотографию Наташи, которую носил с собой.

«Вы не встречали эту девочку? — спрашивал он. — Не видели ли ее с кем-нибудь?» Но беспризорники, наркоманы, проститутки, это городское отребье, лишь молча отрицательно качали головами.

У госпожи Сирни тоже был свой ад — сначала враждебность мужа, затем людей вроде Аннелиз Глезер. Вера ясновидящим придавала ей успокоение и надежду, но лишь ненадолго. Ничто не могло возместить утрату ее плоти и крови.

Мучения усугублялись каждый раз, когда в газетах появлялись сообщения о детоубийцах в других странах, и хуже всего пришлось в 2004 году, когда пресса заговорила о Мишеле Фурнире, «французском звере», убившем по крайней мере девятерых женщин и девочек. Некоторых своих жертв он заманивал в фургон, похожий на тот, в который, по показаниям одной свидетельницы, кто-то затаскивал Наташу. Госпожа Сирни сказала в вымученном интервью того времени:

Около трех недель назад, поздно вечером, когда я смотрела репортаж об аресте этого человека и узнала, что он часто пользовался белым фургоном, выискивая жертв, я сразу же подумала о Наташе. И я начала молиться: «Пожалуйста, нет, пожалуйста, нет, мой ребенок не может быть одной из его жертв…»

Я знаю одно: есть столько вещей, которые могут просто совпасть. Этот белый фургон — как раз одна из них. Тем временем я также узнала, как этот убийца заманивал своих жертв: он притворялся больным и просил о помощи. А Наташа всегда была готова оказать помощь. Она подошла бы к незнакомцу, если бы поняла, что ее помощь действительно необходима. Тогда она наверняка подошла бы к нему. А дальше я и думать не хочу. Мысль о том, что мой ребенок стал жертвой этого зверя, просто ужасна.

Когда ее в том же интервью спросили, не оставила ли она до сих пор надежды, что Наташа жива, она ответила: «Я никогда не лишусь этой надежды, пока не буду убеждена на сто процентов, что Наташа мертва. И я то и дело вижу в своих снах, как моя маленькая девочка появляется на пороге и говорит: „Мамочка, вот я и вернулась“. А пробуждение столь ужасно, потому что я возвращаюсь в реальность, где есть кошмарная неизвестность…»

Если бы она знала, как ее дочь вела себя в те первые часы, она бы только гордилась ею. Впоследствии Наташа скажет: «В принципе уже в первую пару часов моего похищения я знала, что ему чего-то недоставало. Что у него была нехватка чего-то».

Также она скажет, что он был «неустойчивой личностью», в противоположность тому, что она оценила как «здоровая социальная обстановка вокруг меня — может, не особо счастливая, но любящая семья. Мои родители убедили меня, что любят меня. У него же этого не было. В некотором смысле ему недоставало уверенности в себе. И даже более — уверенности вообще. Не было у него ее».

Неустойчивая личность. Словосочетание, описывающее сложное заболевание, узнанное маленькой девочкой, которая подобным вещам научилась в своем подземном мире.

Ее свобода стала для профессии психоаналитика тем же, что и война для военной промышленности, со всеми этими теориями о нем, о ней, о ее семье и отношениях, нагромождающимися одна на другую подобно разбитым остовам во время гонок на автомобилях серийного производства. Но она была ближе всех к Приклопилю в «оранжерейной» обстановке, не обремененной какими бы то ни было социальными контактами. Быть может, ее мнение о нем как раз и обладает большей ценностью, нежели любая точка зрения тех «экспертов», что будут роиться вокруг нее после 23 августа 2006 года.

Неустойчивая личность, согласно описаниям, проявляется у неуравновешенных людей, чьи отношения с другими неистовы, недолговечны и непостоянны. Страдающие пограничным личностным расстройством часто испытывают неустойчивое — очень сильно колеблющееся — чувство самоуважения и самооценки и примериваются к ощущениям, которых на самом деле не испытывают.

Сэм Ванкин, крупнейший специалист по подобным типам, автор книги «Злокачественное себялюбие — еще раз о нарциссизме», пишет:

Главной движущей силой при пограничном личностном расстройстве (ПЛР) является боязнь оставления. Как и находящиеся в патологической зависимости от партнера, страдающие ПЛР пытаются предвосхитить или предотвратить их оставление (как реальное, так и воображаемое) самыми близкими и дорогими им людьми. Они отчаянно и контрпродуктивно цепляются за своих партнеров, товарищей, супругов, друзей, детей и даже соседей. Подобная неистовая привязанность сочетается с идеализацией, а затем с быстрым и безжалостным обесцениванием объекта внимания страдающего ПЛР.

Страдающие ПЛР головокружительно мечутся между дисфорией (печалью или депрессией) и эйфорией, маниакальной самоуверенностью и парализующей тревогой, раздражительностью и безразличием. Это напоминает перемены настроения у страдающих биполярным расстройством. Однако страдающие ПЛР более гневливы и более вспыльчивы. Обычно они завязывают драки, испытывают приступы гнева и бешенства.

Любопытно, что большинство страдающих ПЛР — женщины, хоть и не всегда, и что женщина, мать Вольфганга, была единственной, кто оказывал на него столь сильное воздействие. Слабый, вспыльчивый, зависимый, порой ненавидящий самого себя… Наташа распознала слабые места в доспехах своего похитителя с самого начала.

Это окажется неоценимым оружием в войне воли против Вольфганга Приклопиля.

Глава 4

ЖИЗНЬ В АДУ