Старец Ефрем Катунакский - Автор Неизвестен
Природное и душевное обаяние, которым обладал Старец, совсем не противоречило его аскетичности, строгости и точности. Серьезный и сосредоточенный, погруженный в самого себя, он не разрешал многосмеяния и нежных выражений в каждодневной жизни. Один послушник, от избытка чувств, отважился его назвать ласкательно "старчик мой", вместо обычного обращения "старец", и был наказан епитимьей с большим количеством поклонов. Старец Ефрем, который с людьми, приходящими к нему со своими проблемами, обходился утешительно, даже с нежностью, и был весьма радушен, в своем братстве, в повседневной жизни, был непреклонен и строг даже к малейшему проявлению особой дружбы. Коснуться один другого, по-дружески или, хуже того, с нежностью, — было уму не постижимо!
Он учил чистоте помыслов и очищению сердца (что достигается исповедью, чтением духовных книг и молитвой), а также целомудрию, которое стяжается разумным постом, бдением и тому подобным.
Ему нравилось использовать примеры, и он их имел большое количество, черпая из Ветхого и Нового Заветов, из аскетической традиции Церкви, а также из истории и современных народных сказаний. Он воодушевлял рассказами о добрых плодах послушания и глубоко анализировал случаи непослушания.
Желая показать, что послушание не есть некая формальность, но, по существу, оно сродни любви, он рассказывал следующую историю:
"Один старец обычно после повечерия принимал своего послушника, приходившего к нему на откровение помыслов, затем благословлял его, и они шли отдыхать. Как-то раз, в то время как послушник исповедовал свои помыслы, старец, уставший от дневных трудов, заснул. Монах уважительно замолчал и ожидал, когда проснется старец, чтобы тот благословил его пойти отдохнуть. Время, однако, проходило, и послушник чувствовал все большую усталость, но старец не просыпался. Послушник уже много раз был обуреваем помыслами разбудить старца, получить благословение и пойти спать. Но любовь воспрещала ему это сделать и понуждала его подождать еще немного. В конце концов старец проснулся и дал ему благословение уйти.
На следующий день старец позвал послушника и начал обсуждать с ним те помыслы, которые обуревали его минувшей ночью. Послушник исповедал ему свое борение и те усилия, которые он прилагал, чтобы не разбудить старца. Тогда старец рассказал ему, что когда он благословил послушника и заснул второй раз, то увидел сон-некий трон, а на нем семь венцов, и услышал голос: "Этот трон принадлежит твоему послушнику, и эти семь венцов он заработал нынешней ночью".
Возле келлии Данилиев[37] жил старец Дионисий со своими послушниками — монахами Арсением и Афанасием.
Как-то Афанасий перестал слушаться Старца и начал слоняться. На Благовещение в соседней каливе был престольный праздник. Старец Дионисий со своими послушниками пошли туда на всенощную. Когда пришли в каливу, то монах Афанасий решил пойти на праздник в другое место. "Дитя мое, останься вместе с нами", — попросил его Старец. Тот, однако, и слушать не хотел. Тогда Старец ему напомнил: "Неповинующимся послушникам Бог шлет злых Ангелов" (Ср.: Притч. 17, 11). "Ну и пусть придут!" — запальчиво сказал монах Афанасий и ушел.
На следующий день утром монахи увидели его с изменившимся лицом, больного. Сразу же посоветовали пойти к врачу в скит Святой Анны. Врач растерялся, когда его увидел, не знал, что и делать — так плох был Афанасий. Наконец состояние его резко ухудшилось, и спустя несколько часов он умер, крича и ударяя себя в грудь. Мертвого его перенесли из Святой Анны в Малую Святую Анну — и дальше, в Катунаки, домой. Старец его простил уже мертвого. Отец Ефрем рассказывал, что, идя в то время по тропинке из Малой Святой Анны в Катунаки, он чувствовал сильную душевную смуту.
В первые годы старчества отца Ефрема (1975–1976) его посетил один монах, который смущался своими помыслами. Старец его имел некоторые плохие привычки, и монах, желая избежать искушения, ушел от старца. Но он чувствовал некое смущение и не мог исполнять положенного монашеского правила. Формально, основываясь на монашеских канонах, он имел право уйти от старца[38]. Но отец Ефрем, когда узнал суть дела, сказал категорично: "Вернись к своему старцу! Не смущайся, вернись и впредь будь внимателен". И вот результат: очень скоро старец заболел; монах с любовью ухаживал за ним и вскоре, с миром, закрыл ему глаза. Так что и старец почил мирно, и послушник продолжал свою жизнь с чувством исполненного послушания.
Как-то один послушник старца Ефрема подошел к нему и сказал свой помысел, заключающийся в том, что он замечал у Старца ошибки, упущения, недостатки. "Дитя мое, — ответил ему старец Ефрем, — когда видишь недостатки у других, и особенно у своего старца, — знай, что твое духовное состояние не на должном уровне". Тогда монах спросил мнение Старца о тех случаях, когда речь идет о людях, обладающих тяжелым характером, упрямых, ведущих себя скверным образом. Старец ответил ему: "Чадо мое, плод молитвы — видеть других как Ангелов".
Когда Старец замечал излишний энтузиазм у кого-нибудь, то шутливо разыгрывал диалог:
— Куда идете?
— На соли, на соли! (Веселым голосом.)
— Откуда возвращаетесь? — О-о-ох, с солей! (Грустно воздыхая.)
И пояснял: "Отправился караван верблюдов из Палестины в Красное море, на соли, значит. Путешествие многодневное, тяжелое, среди безводных пустынь, с трудными погодными условиями. Верблюжонок резвился вокруг своей мамы, и когда кто-то спросил его: "Куда идете?", ответил высоким, живым и радостным голосом, полным воодушевления, не ведая о предстоящих трудностях: "На соли, на соли!" Когда же они возвращались после продолжительного времени, проведенного в утомительном путешествии, то на вопрос: "Откуда возвращаетесь?" он отвечал уже голосом обессиленным, низким и протяжным: "О-о-ох, с солей!" Старец, удачно подражая голосу маленького верблюжонка, старался таким способом смирить чрезмерный энтузиазм послушников.
Один брат, будучи расстроенным, подошел к Старцу и попросил его: "Батюшка, помолись, чтобы отошла от меня печаль". Старец возложил руки на голову послушника, как он это делал обычно, и помолился. Затем сказал ему: "Я молился в эти дни, и Бог открыл мне чертог моей души, как говорится об этом
