Александр Дугин - Украина: моя война. Геополитический дневник

6. Мир застывает над бездной.

7. Дальше прогноз обрывается в силу понятных причин.

Сценарий «Мировой Майдан»

1. На этой неделе давление Запада на Москву достигает кульминации. Стянутые украинские войска готовятся вторгнуться в Крым. Счета политической элиты России на Западе арестованы. Путин признан «диктатором». Начинается паника в верхах России. Либеральная агентура на высших этажах власти переходит к открытому саботажу. Все давят на Путина извне и изнутри, приводя тысячи аргументов, чтобы он не аннексировал Крым и начал переговоры с Киевом. Американские корабли в Черном море. (Однако США на самом деле не готовы к третьей мировой и все это только блеф). На Путина совершается покушение (неудачное).

2. Путин опускает руки. Дает обратный ход. На первый план выходит Медведев, устанавливающий отношения с Киевом.

3. Референдум остается подвешенным или вообще сорванным. Внутри Крыма начинаются волнения. Поднимается пятая колонна, отдельные территории и военные объекты присягают Киеву.

4. В это время все заложенные с 90-х годов проамериканские либеральные сети, включая террористов на Северном Кавказе, либеральную интеллигенцию столицы («болотные») и управляемых из Вашингтона атланто-фашистов, а также часть мобилизованной украинской диаспоры переходят в фазу активизации. Начинается рост протестного движения. Патриоты разочарованы слабостью Путина, оппозиция этим пользуется и нагнетает обстановку, виня Путина в кризисе. Экономические санкции против России ухудшают положение дел. Начинаются перебои с зарплатами, взлетает инфляция. Информационная война достигает кульминации. Учащаются столкновения на этнической почве, которые искусственно раздуваются. Занимается междоусобной войной Северный Кавказ.

5. Власть Путина начинает слабеть. Его окружение один за одним либо исчезает, либо переходит в оппозицию. Иностранные счета и эгоизм превращают «партию власти» в «партию регионов».

6. Наступает коллапс режима — в духе Горбачева. Хаос и гражданская война перекидываются на Россию.

7. Рикошетом все это сказывается на Европе. На фоне успехов украинских атланто-фашистов (шовинизм + ориентация на США, как у «Правого сектора» Яроша) начинается подъем европейских ультраправых группировок. На фоне растущей иммиграции и ультралиберализма европейских режимов атланто-фашизм в альянсе с анархизмом и революционным левачеством (а также либертарианством) становится силой, аналогичной салафитам и ваххабитам в исламском мире. Начинается Европейский Майдан. Опыт некоторых практически неконтролируемых властью районов Афин переносится на другие европейские страны.

8. Мировой порядок рушится. Наступает хаос.

9. США продлевают свою гегемонию, так как на фоне глобального коллапса и во многом за его счет им удается списать на чрезвычайные обстоятельства все остальные проблемы и противоречия.

10. Старый мир, в котором мы живем еще сегодня, уступает место новому, в котором не будет таких стран, как Украина или Россия и, скорее всего, как Германия, Франция, Италия, Грузия, Турция, Греция, Венгрия, Румыния и т. д. Начнется глобальный Майдан с неопределенным исходом.

Реализм

Очевидно, что мы набросали только самые общие и грубые силовые линии вероятного будущего. Сами они альтернативны, и в каждом пункте могут быть раздвоения, осцилляции, отклонения или неожиданные повороты. В этом анализе нет ни предвидения, ни пророчества. Это скорее дедукция, просто продолжающая силовые линии того, что происходит сейчас, с учетом того, что привело к такому актуальному состоянию. Если мы видим, что какое-то тело (вещь, существо) довольно долго движется, скажем по прямой, мы можем прогнозировать, что оно и дальше будет так двигаться. А если по кругу, то и дальше продолжит кружиться. Это совсем не обязательно, история открыта. Но ее силовые линии более или менее постоянны и устойчивы, как колея.

Важно заметить: в эпохи кризиса само содержание реализма становится иным. Если в мирное и предсказуемое время катастрофа всегда мыслится как нечто исключительное, и, следовательно, маловероятное, не реалистичное, то, когда катастрофа разразилась, самым нереалистичным сценарием является, наоборот, что, мол, все само как-нибудь постепенно устроится и главное — не поддаваться панике. Панике поддаваться не стоит, это верно. Это самое надежное и разумное пожелание барану, приведенному на скотобойню. Но не баранам, совершенно очевидно, стоит задуматься: ситуация сейчас критическая и что-то из описанного выше непременно реализуется — до какой степени, в какой форме, с какой быстротой? Это мы сказать не беремся. А дальше — каждый выбирает свой окоп, свою «партию» и активно или пассивно, в качестве субъекта или в качестве объекта участвует в мировой истории, вновь пронзительно и страшно давшей о себе знать.

9 марта 2014 в 17:03

Экзистенциальная политика. Россия и смерть

Есть два типа людей — бессмертные и смертные. Большинство бессмертны. Вы, скорее всего, относитесь к ним. Меньшинство смертны. И это, скорее всего, не о вас.

Что мы имеем в виду? То, что имел в виду древнегреческий философ Эпикур, доказывая тезис о бессмертии. Пока человек жив, он не мертв, значит, в этот период смерти нет. Когда человек умер, он ничего не осознает, значит, для него самого и на этот раз смерти нет. Из этого Эпикур делает вывод, который явно бы понравился большинству: вы бессмертны, ешьте, пейте, наслаждайтесь. Это краткое содержание либерализма. Его ось — отрицание смерти. Главное — не думать и не помнить о смерти. Обходить аккуратно стороной, а то и бежать опрометью.

Меньшинство знает, что смерть есть. И они осознают свою смертность. Смерть дана им сразу. Не отложена, а стоит рядом, здесь и сейчас. Всегда. Она очерчивает нас строгой, резкой линией, вырезая из ландшафта. Она смотрит нам в глаза. Мы живем с ней и перед ее лицом. Не только тогда, когда напрямую рискуем, но всегда. Смерть становится принципиальным фактором каждого нашего вздоха. Мы дышим ей в лицо, а она — нам.

Политика — дело смертных людей. Политика начинается в прямом и обостренном опыте смерти. Политика, по Шмитту, есть определение черты друг/враг. Это значит, что, делая политический выбор, мы фиксируем нас как мишень для врага и сами вы бираем врага как свою цель (стрельбы). Враг несет смерть. Мы несем врагу смерть. Это и есть политика. Экзистенциальная политика.

Смертные люди все измеряют в особой валюте: денежной единицей является не доллар и не рубль, но смерть. Вступая в политику, мы выходим на линию фронта, то есть вперед (фронт на латыни — передовая). Мы выходим из себя спящих к себе проснувшимся. Значит, выходя на передовую, мы возвращаемся к себе. Как к смертным. Это и есть политика. Если мы не готовы заплатить за свои политические убеждения ценой жизни, мы вне политики, мы грезим.