Игорь Русый - Время надежд (Книга 1)

Он увидел Марго, бегущую через скверик. В белом платье, в туфельках под цвет растрепавшейся копны волос, Марго была очень хороша.

- да, Костя... опоздала? - сказала она, морща нос и проводя кончиком языка по нижней губе.

- Да, - забыв, что сердит, любуясь ее гибкими руками, немного осунувшимся лицом и живым блеском глаз, улыбнулся Невзоров. - Билеты сию минуту отдал.

- Вот... Ну как же? Там добровольцев записывали.

И мы ждали, - оправдывалась Марго. - И не взяли.

Профессор испортил все. Говорит, надо учиться музыке.

- Каких добровольцев? - спросил Невзоров, осторожно беря ее под локоть.

- Добровольцев, чтобы танки истреблять.

Невзоров улыбнулся, представив Марго в ее туфельках, с этой воздушной прической около танка.

- Это гораздо серьезнее, чем вы думаете. И профессор знает...

- Что он знает? Старый башмак!

- Он знает, - мягко сказал Невзоров, - войны кончаются, а музыка остается. Поэтому хочет уберечь способных людей.

- Вы так думаете? - Марго закусила губу. - Куда же мы теперь пойдем?

Рассеянный взгляд ее остановился на петлице Невзорова, где было уже три шпалы.

- Костя... Вы стали полковником?

- Подполковником, - небрежным тоном, как бы между прочим, сказал Невзоров и одновременно горделиво расправил плечи. - Так вот, есть обычай. Гусары считали непременным обмывать это шампанским. И мы пойдем в ресторан.

- Ну, если гусары считали... - вздохнула Марго, и глаза ее расширились, - Костя, а где ваши усы?

Стоявший поодаль и разглядывавший до этого ноги Марго черный, как цыган, капитан с недоумением уставился на губы Невзорова, точно у него и в самом деле были, но вдруг исчезли усы.

- Ну да, такие пышные усы. Чтобы мочить в вине и щекотать руки женщинам, - добавила Марго.

- Держу пари, никто не угадает, что придет вам в голову еще через минуту, - засмеялся Невзоров.

- Нет, правда. Говорят, время меняет людей. Ничего подобного. Это люди приспосабливаются к времени и думают, что они ужасно современны.

Невзоров уже привык к ее безобидным колкостям и легко мирился с этим, как человек, любящий красивые розы, мирится с тем, что укрытые под лепестками шипы иногда колют руки. А ее непостижимо быструю смену мыслей относил к забавной легкости суждений.

И, настраиваясь на эту легкость, он даже отдыхал от постоянных своих, как думал, трудных и больших забот.

- Костя, а почему вы разошлись с женой? - спросила вдруг Марго.

- Беда в том, - проговорил он, - что самый ангельский характер женщины делается несносным и сварливым, едва лишь она станет чьей-то женой А я этого раньше не знал.

- Что же будет потом, если у меня и сейчас несносный характер? вздохнула Марго.

- Тут как раз есть надежда, - сказал он доверительно-шутливым голосом. - Несносный характер переменится и будет ангельским.

У старушки, торговавшей цветами около ресторана "Метрополь", Невзоров купил три большие розы, заплатив помятыми рублями, которые дал ему фронтовик-майор.

- Это компенсация за упущенную возможность посмотреть балет, - сказал он. - А я, признаться, не огорчен. Когда еще будет свободное время!

На двери ресторана висело объявление, что мест нет.

Однако седоусый важный швейцар, увидев военного, пропустил их в зал.

XXIV

Табачный дым в зале поднимался клубами, обволакивая мраморных Афродит. Деловито сновали официанты - белогрудые, в черных фраках, как пингвины.

Невзоров отыскал место за столиком, где пил водку человек в широкой блузе, какие носят художники или актеры. На голове этого человека топорщился редкий пушок волос, и круглое лицо с круглыми румяными щеками было как у доброго старого гнома.

- Присаживайтесь, молодые люди, - заговорил он.- Без компании душа русская сохнет.

Едва уселись они, как подбежал сухонький носатый официант.

- Обнови-ка графинчик, Михеич.

- Довольно бы, Павел Алексеевич, - почтительно наклонясь, заметил официант. - Много будет.

- Любишь ты ворчать, Михеич.

- А нам пока дайте шампанского, - сказал Невзоров, читая ресторанную карточку.

Официант кивнул и убежал, шаркая ногами.

- Разрешите водочкой угостить? - предложил разговорчивый сосед Солдатам надо пить водку.

- Для храбрости? - улыбнулся Невзоров.

- Для здоровья Храбрость ведь бывает разная.

- И самая нужная - это перед самим собой.

- Как это? - спросил Невзоров, помогая Марго вставить цветы в узкую хрустальную вазочку От цветов шел нежный, сладковатый аромат, особенно приятный здесь, среди дыма и резких запахов соусов.

- А так, молодой человек Размышления о суете сует.

- У вас какая-то неприятность? - спросил Невзоров.

Тот молча слил из графинчика в большую рюмку остатки водки, зацепил вилкой соленую маслину с блюдечка и, глядя на сморщенную черную ягоду, проговорил:

- Что такое неприятность? В молодости нас больше волнуют измены женщин, к сорока годам неприятнее отступничество друзей, а затем начинаешь понимать, что никто не может быть только хорошим или только плохим И многое прощаем, чтобы нам тоже простилось. Как в заповеди апостола Луки.

- Вот где суть, - засмеялся Невзоров.

- Да-а... Товарищ один чемоданчики сегодня укладывает, а раньше героизм воспевал. Где мера таланта?

- Вы художник? - спросил Невзоров.

- Художником дела и пекаря и токаря назвать можно. Это уж от бога, от натуры. Вот Илюшка Репин, бывало, нас малярами обзывал.

Марго с удивлением, а Невзоров как-то иронически посмотрели на человека, говорившего так о живописце, который для их поколения стал гигантом, ушедшим в историю. Точно разгадав их мысли, он сказал:

- Позвольте назваться: Родинов Павел Алексеевич... Жаль, водочки не хотите.

Картины, подписанные таким именем, Марго видела на выставках, они запомнились радостным звучанием пейзажей, где и деревья и земля будто пели.

Именно так, через понятное лишь ей, воспринимала и запоминала она все окружающее. И ветер, и цветы, и город таили для нее свое звучание. Порой неизъяснимое словами это ощущение и позволяло безошибочно угадывать равнодушие или внутренний накал чувств других людей. Еще детские сны ее наполняли гномы с флейтами, объяснявшие то, что не могла понять. И люди были для нее как удивительные симфонии, записанные природой, хотя порой фальшивые нотки портили все. К разным людям ее влекло неутоленное желание разгадать их скрытую гармонию. Но почему-то это свойство ее натуры другие принимали за чувственный опыт, за желание легкой близости и, обманувшись, начинали считать ее легкомысленной, непостоянной. Она всегда искренне удивлялась, так как не знала еще, что многие люди готовы самообман приписывать обману.

Теперь в голосе живописца ей слышались растерянность, удивление, что не мог распознать двойственности характера человека раньше. И взгляд его, когда он смотрел на нее, был не взглядом опытного, пожилого мужчины на красивую девушку, а, скорее, взглядом юноши, способного искренне, без тайных мыслей восторгаться красотой. Она вдруг подумала, как несравнимо ближе, понятнее ей этот старый, обрюзгший художник, чем подтянутый, молодой Невзоров.