Айседора: Портрет женщины и актрисы - Фредерика Блейер
«Мне кажется очаровательной смесь ее необычайного интереса к греческой культуре и немецкой философии и уверенного, свободного, полного юной силы американизма. Ее безусловная приверженность идее снискала мою дружбу и поддержку.
Айседора в это время была очень хрупка и хороша собой. Она много читала, была жизнерадостна и полна высоких помыслов. Ее бережно охраняла… мать, обожали братья и сестра. Она обладала открытой душой и добрым сердцем, хотя иногда в ней просыпался какой-то страх — свидетельство того, что она не лишена и обыкновенных женских слабостей.
Ее духовная и физическая выносливость поражала. Она могла репетировать целый день, вечером выступать в течение двух часов, потом мчаться из театра на вокзал, садиться в поезд, следующий в Санкт-Петербург, и, пока ее сопровождающие отдыхали по приезде, ехать в театр и опять репетировать, а вечером выступать без малейших признаков усталости»4.
Вскоре Айседора так втянулась в занятия, что даже с явной неохотой прерывала их для выполнения контрактов на выступления в ближайших городах Лейпциге и Гамбурге. Она была глуха к увещеваниям своего менеджера не прерывать надолго свои выступления, тем более что ее костюмы и хореографию копируют другие танцовщицы, выдавая это за оригинал5. Он хотел выяснить, в конце концов, является ли он менеджером танцовщицы, которая готова забыть о своей карьере ради того, чтобы месяцами бродить среди руин, которой нравится танцевать между столиками в студенческом кафе, которой главное удовольствие доставляет чтение философских трактатов и переписка с учеными. Примером последней может служить ее переписка с Эрнстом Геккелем, выдающимся эволюционистом, чья неодарвинистская работа «Мировые загадки» произвела на Айседору неизгладимое впечатление. По случаю его семидесятилетия она вдруг решилась послать ему поздравление:
«Дорогой Мастер…
Ваш гений принес свет во многие темные души. Ваши работы дали мне веру и понимание, что для меня дороже самой жизни.
С любовью —
Айседора Дункан»6.
К ее великому удивлению, она получила ответ. На обороте отпечатанного листа с благодарностью за поздравление Геккель писал:
«Парк-отель»
2 марта 1904 года.
Моя обожаемая актриса!
Получение вашего прелестного письма и вашей фотографии доставило мне большое удовольствие в день моего семидесятилетия, и я сердечно вам за это благодарен.
С недавнего времени я являюсь вашим искренним почитателем (будучи вообще почитателем классического искусства Греции) и надеюсь, что получу наконец возможность познакомиться с вами лично. Как автор «Антропологии», я был бы рад увидеть ваши гармоничные движения как величайшее творение природы!
Весь месяц я буду находиться в «Парк-отеле». А в середине апреля вернусь в Йену. В качестве ответного подарка я посылаю вам мою фотографию. Напишите, пожалуйста, где вы будете в мае, и дайте мне знать, хотите ли вы иметь какую-нибудь из моих работ. С благодарностью и наилучшими пожеланиями успеха в вашей реформаторской деятельности, остаюсь ваш искренний поклонник —
Эрнст Геккель».
Она поспешила ответить:
«Дорогой. Мастер.
Я считаю большой честью для себя получить ваш ответ. Я перечитывала ваше прекрасное письмо много раз и все не могла поверить, что вы, дорогой Мастер, могли так написать мне. Я только что вернулась с моего выступления в филармонии и сейчас, в тиши комнаты, думаю о вас. О вашей удивительной работе, о вашем большом сердце, которое вы отдали на службу человечеству… С каким удовольствием я бы станцевала для вас! Летом я поеду в Байрейт и могу заглянуть в Йену, чтобы станцевать для вас на открытом воздухе, возможно под деревьями. Но, боюсь, мой танец — слишком бедное средство, чтобы выразить всю мою любовь и мое уважение к вам… А теперь пора ложиться спать, ведь завтра мне предстоит поездка в Ганновер, Любек, Гамбург и так далее, а потом в Париж.
Спокойной ночи, дорогой Мастер. Ваша
Айседора Дункан»7.
С Геккелем, чье письмо вызвало у Айседоры удивление и огромную благодарность, она встретилась позже. С людьми просто известными или преуспевающими Айседора была на равных, но перед теми, кого считала великими, танцовщица чувствовала непреодолимую робость. Это объяснялось ее вечными сомнениями в том, хватит ли ей таланта, чтобы выполнить ту высокую задачу, которую она поставила перед собой8. И вдруг, несмотря на все ее неудачи, блестящий и мудрый Геккель обращается к ней «моя обожаемая актриса» и высказывает пожелание встретиться!
Как Айседора упомянула в письме к Геккелю, она собиралась провести лето в Байрейте. Это решение было продиктовано полученным в прошлом августе письмом от Козимы Вагнер, которая приглашала ее принять участие в ежегодном представлении «Тангейзера»9. Такого рода признание было очень лестным для танцовщицы, тем более что Айседора восхищалась вдовой Вагнера. «Я никогда не встречала женщину, — писала она позже, — которая потрясла бы меня такой яркой интеллектуальностью, как Козима Вагнер. Она была рослой, стройной, с прекрасными глазами, со слегка крупным для женщины носом и высоким, умным лбом. Она была весьма сведуща в философии и знала наизусть каждую ноту и музыкальную фразу маэстро»10. Айседора, скорее всего, видела в Козиме бунтарку вроде себя, чьи взгляды стали законом для значительной части общества. Борец за права женщин и в искусстве, и в любви — разве она не оставила своего мужа ради Вагнера? — Козима держала в благоговейном страхе своих клеветников. Айседора смотрела на нее с почтительностью, как на пример для подражания.
В письме к Айседоре Козима Вагнер объяснила, что композитор всегда был недоволен традиционным балетом, который, по его мнению, не соответствовал задаче музыкальной драмы. Она хотела выяснить, согласится ли Айседора станцевать партию Первой Грации в сцене вакханалии в «Тангейзере». Айседора тут же приняла предложение, польщенная тем, что такая необычайная женщина удостоила ее своим вниманием. Желая соответствовать оказанной ей чести, она решила поехать в Байрейт в мае.
Как раз перед отъездом близкая подруга Айседоры, Мэри Дести,
