Деловые письма. Великий русский физик о насущном - Пётр Леонидович Капица
Все в Кембридже знают, что ты приезжаешь с Наташей, и вам придется походить по гостям[57].
Париж, 12 апреля 1925 г.
Дорогая Мама!
Вчера вечером получил Лёнину телеграмму и сегодня пишу тебе первое письмо. Я благополучно добрался до Парижа и здесь загуливаю свою грусть тоску. Жду с нетерпением от вас описания дороги…
Ну, пока! Всего хорошего, крепко целую вас всех, мои дорогие.
Кембридж, 27 апреля 1925 г.
Дорогая Мама!
Не писал тебе так долго, потому что не устроился, не хотелось писать.
Париж я покинул в пятницу 17-го, мне надоели театры и ничегонеделание. Остановился в Лондоне у Крыловых. В субботу утром был на заводе. После завтракал у Крыловых, были гости, метеорологи, приехавшие на конгресс…
В понедельник я приехал в Кембридж, был в лаборатории, дел накопилось масса. В 5 часов Крокодил позвал пить чай.
Когда приехал к миссис Грей, то узнал, что она переезжает на другую квартиру и там мне может предложить только две комнаты. Это мне совсем не понравилось. К тому же она запросила за эти две комнаты очень высокую цену, объясняя это вздорожанием жизни. Я сказал, что подумаю, и поселился в 84, de Freville[58], в моей старой комнате.
Утром ходил пить кофе к Барону[59]. Было, признаться, грустно и тоскливо там без вас. Только в среду стал искать себе обиталище, так как все время был занят. Мне повезло – совсем недалеко нашел три комнаты у одинокой старушки. Хозяйка очень мила и ухаживает усердно за мной. Если так будет продолжаться, то нечего лучше желать. Сперва она приняла меня за студента и возымела ко мне большое уважение, когда узнала, что я Dr. О цене сговорились, когда она была под впечатлением, что я студент, и потому цену назначила скромную – 31 шиллинг в неделю. Я переехал в субботу. Барон мне много помог. Вчера привел дом в порядок и завтра буду его сдавать. Дядя Скиннер[60] тоже помогал двигать мебель. Перетаскивали столы, пианино и все прочее. Новая хозяйка ничего не имеет против постановки беспроволочного телефона.
Мои машины и все прочее идут хорошо, в среду, т. е. послезавтра, еду в Манчестер вырабатывать условия приема и испытания. Испытание будет в середине мая, тогда придется провести в Манчестере с неделю. Даст бог, все обойдется хорошо. Крокодил довольно любезен. Я завтракал у него в субботу… Жизнь идет своим чередом, а у меня на сердце грустно без вас, апатия, работаешь автоматически, как [бы] исполняя свой долг.
Я очень рад, что у тебя все благополучно со службой. Даст бог, и у Лёньки все наладится. Пишите больше о себе, что делаете. Парсонс[61] привез мне плед и коробку папирос. Большое спасибо за них…
Ну, крепко тебя целую. моя дорогая. Рад. что вы все хорошо добрались. Напишу подробно об испытании машины, хотя это еще не главное. Целую Наташу и Леонидов. Поклон друзьям.
Твой сын одинокий Петр
Кембридж. 5 мая 1925 г.
Дорогая Мама!
Получил твое письмо № 2. Ты закрутилась уже в работе, смотри не переработай.
Я был в Манчестере, с моей машиной все обстоит благополучно. С Крокодилом тоже хорошо. Буду подавать на Fellow[62], это решено окончательно. Скиннер огорчен, так как это несколько понижает его шансы.
Финансы мои швах, но к концу июня должны поправиться…
На будущей неделе собираюсь в Лондон. 21 мая еду в Манчестер, там испытания машины Дай бог, чтобы все прошло хорошо.
Между прочим, числа 14–15-го в Питер приедет некто А. Монтегю[63]. Это тот молодой человек, с которым меня познакомили Парсонсы. Помнишь голодный ленч? Он славный парень, совсем молодой. Физиолог, интересуется кинематографом и театром. Помогите ему ориентироваться в Питере и укажите место, где остановиться. Я ему дал твой адрес…
Кембридж, 9 июня 1925 г.
Дорогая Мама!
Долго тебе не писал, грешен. Был очень занят. Испытывал динаму. Восемь дней провел в Манчестере, потом приехал сюда в изнеможенном состоянии, поехал в Лондон и там был на заводах. Но, слава богу, с машиной все более чем благополучно. Она дала прекрасные результаты… Но я устал до крайности.
Это время у меня до зарезу занятое. Как только будет свободное время, напишу тебе длинное письмо с описанием испытания машины. Сейчас у меня дел куча. Завтра надо докладывать в кружке, пришел мой черед. Потом надо готовиться к докладу в Геттингене, куда я поеду в конце июня, и уйма дел по лаборатории.
Ты меня прости за короткое письмо, но у меня глаза слипаются, так хочется спать.
На заводе пришлось работать в очень тяжелых и утомительных условиях.
Я рад, что вы приютили Монтегю, он славный парень. Буду очень рад, если он привезет мне шкуру.
Я сегодня в Лондоне купил Эренбурга «[Жизнь и гибель] Николая Курбова», «Хулио Хуренито» и «Любовь Жанны Ней». Так что эти книги ты не покупай для меня.
Я познакомился с Войнич[64], она очаровательная старушка. Прекрасно говорит по-русски.
Тейлор тоже женится. Какая-то эпидемия свадеб.
Кембридж, 17 июня 1925 г.
Дорогая Мама!
Все собираюсь тебе написать длинное письмо, есть много о чем писать, но, увы, это только откладывает мое писание. Ты знаешь ведь, моя родная, что когда я в рабочем состоянии, для меня весьма трудно что-либо делать помимо того, чем я занят. Машину я испробовал в Манчестере, как я тебе писал, вполне удачно. Это взяло 9–10 дней. Работа была очень утомительная. Днем мы испытывали. Ночью мастера работали и делали изменения и поправки. Условия для работы были тяжелые, страшный шум завода, к которому я не привык, сильно утомлял. Кругом тебя в испытательном отделении испытывали массу машин одновременно. Короткие замыкания, взрывы вполне часты. Это все не особенно опасно, но неожиданность звука неприятна. Шум такой, что самого себя не слышно. Распоряжения приходилось отдавать, крича в ухо. Страшная нервная напряженность повышалась тем, что я был ответствен за результаты испытаний, и если бы машину разнесло, то завод не отвечал. Поэтому я очень осторожно делал испытания. Постепенно повышал нагрузку и после каждого испытания – аккуратные промеры частей. Со стороны завода я встретил большую помощь и поддержку. После конца работы ежедневно я обычно ехал к Уокеру или Коузоу и обсуждал результаты. Так
