Коллектив авторов - Как мы пережили войну. Народные истории

Вода

Еще была проблема с водой, в основном, топили снег, ходить за водой далеко, да и сил не хватало. В нашем городе есть место на Неве, где огорожено и написано, что здесь в блокаду люди брали воду. Представьте, как им было тяжело, ведь вода нужна везде: и на предприятиях, и хлеб испечь. Налеты, бомбежки, вой сирены, ведра и кастрюли привязаны к саням, а люди молча пережидают и берегут силы…

Не думайте, что лезут зря под пули.Остались – просто силы берегут.Наполненные ведра и кастрюлиПривязаны к саням, но люди ждут.

Ведь, прежде чем по ровному пойдем,Нам нужно вверх по берегу подняться.Он страшен, этот тягостный подъем,Хотя, наверно, весь – шагов пятнадцать.

Споткнешься, и без помощи не встать,И от саней – вода дорожкой слезной…Чтоб воду по пути не расплескать,Мы молча ждем, пока она замерзнет…

Братские могилы

Когда все деревянные дома стали разбирать на дрова, нам с мамой дали квартиру на Петроградской стороне. Мы пришли туда, а там ни одной живой души в доме, все умерли. Смерти мы не боялись, нет. Боялись за близких. Дети боялись одни остаться, боялись, что мама не вернется домой. Особенно было страшно, когда налетали бомбардировщики. По динамику неслось: «Внимание, внимание, говорит местный штаб противовоздушной обороны. Воздушная тревога!» – и так несколько раз в день. До трехсот самолетов ежедневно около семи часов вечера прилетали и бомбили жилые районы. Это было ужасно – вся земля тряслась, стекла вылетали из окон, стоял гул непостижимый.

Вокруг все дома оказались разрушены прямыми попаданиями снарядов, а наш дом на Полозова, 22 до сих пор стоит. Это бабушка меня хранила.

Топить было нечем, и мама, уходя на работу, оставляла меня в ванне. И я с утра до вечера лежала голодная в ванне на перине и ждала ее. Она приходила с работы и первым делом кричала: «Катенька, жива? – и скорее бежала в ванную: – Жива, слава Богу». Потом брала два бидончика и в один набирала снег, в другой – угольки и топила «буржуйку». Попьем мы кипяточку и хлебушка поедим. Вот так мы и жили.

Конечно, много народу умирало. По улице Ленина постоянно шли грузовики, груженные трупами, хоронить было сложно, поэтому морги устраивали везде – и в подвалах, и во Дворце пионеров, и даже в Зимнем дворце. Люди умирали, их выносили на улицу. По городу ездили специальные машины, забирали покойников и увозили на Серафимовское или Пискаревское кладбище. Многие люди, предчувствуя смерть, сами шли ближе к кладбищу, дорога туда была усыпана телами, ведь многие не доходили, умирали. На кладбище работали саперы из ПВО, которые взрывали землю, и в эти рвы сгружали трупы и зарывали.

Над ним оркестры не рыдали,Салют прощальный не гремел,А так как досок не достали,Он даже гроба не имел.

И даже собственной могилыЕму не довелось иметь.У сына не хватило б силы,Его б свалила тоже смерть.

Но тут другие люди были,И сын пошел с лопатой к ним,Все вместе к вечеру отрылиОдну могилу – семерым.

И знали люди, обессилев,Но завершив печальный труд,Могилы общие в РоссииНедаром братскими зовут.

Травка-крапива

Еще я хочу рассказать и о хорошем – о том, что детей не забывали. Старались из последних сил, чтобы облегчить их страдания. Новый год отмечали, праздники разные устраивали. Дело было к весне, маму забрали в больницу, а меня – в круглосуточный детский садик. Там проходил праздник, и я изображала крапиву. На меня надели зелененькое платьице из марли, и я читала стихотворение, которое помню до сих пор:

Я травка-крапива, презлая трава,Собою некрасивая и неказистая,Но лишь кто до меня рукою коснется,Тому, чур, не плакать, тотчас обожжется.

Представляете, я не помню, чем нас кормили, но этот стишок помню до сих пор, хотя 70 лет прошло. Как мы ждали лета! На колени вставали и ели траву. Все скверы, парки засадили капустой. На Исаакиевской площади такая капуста росла! В Ботаническом саду жителям бесплатно раздавали рассаду, глазки картофеля. Из глазков замечательная картошка вырастала! Лебеду и крапиву официально разрешили продавать пучками, как сейчас петрушку, укроп. Это было такое объедение – щи с крапивой и лебедой!

Еще помню, когда выписали из больницы маму, и она пришла за мной в садик. Я побежала к ней, но, когда увидела, спряталась за воспитательницу и кричала, что это не моя мама. Я не понимала и не знала, что от голода у людей начинается водянка: у нее распухли руки, ноги, лицо, и к тому же она была стрижена наголо из-за вшей. А она смотрела на меня и плакала…

Сколько же переживаний было у наших мам…

После блокады

В блокаду некоторые школы работали, но, в основном, учеба началась в 1943 году. 1–4 классы пошли на учебу с 10 сентября, а старшие классы – на месяц позже.

Учиться тяжело, света не было, только керосиновая лампа. Я просила маму показать мне строчку, где писать, – у меня из-за контузии зрение было слабое. Учились мы, наверное, плохо, у меня только по пению стояло «отлично».

После блокады мне сказали, что с дистрофией 2-й степени я не выживу, если ежедневно не буду пить парное молоко. Мы купили корову и с Крестовского острова шли с ней пешком до Коломяг. Вбили кол, привязали корову. Вначале построили сарай, потом дом. Так выходили меня после войны. Сейчас дома уже нет, там улица Парашютная проходит. Но те 5 берез, которые мы посадили возле дома, стоят до сих пор, как память о тех, кто отдал свои жизни, чтобы вы не знали ужаса войны.

В праздники Победы мы идем на кладбище, каждый старается что-нибудь принести – кто конфетку, кто еще что-нибудь, а я всегда несу хлеб, так и не доставшийся моей дорогой бабушке. Низко кланяюсь ей за то, что спасла мне жизнь. Если бы не она, я бы столько не прожила.

Блокады нет,Но след блокадный в душах,Как тот неразорвавшийся снаряд.Он может никогда не разорваться,О нем на время можно позабытьНо он в тебе,И нет для ленинградцевСаперов, чтоб снаряд тот разрядить.

Надо жить

Главной чертой ленинградцев всегда была доброта, сострадание: если кому-то рядом плохо, они уже о себе не думали, должны были помочь. Вот идет впереди человек, падает. Подойдешь: «Тетенька, вы живы?» А видно было по глазам: если глаза шевелятся, значит, жив. Поможешь встать, дойти до дома. Даже хлеб отдавали не раздумывая, спасая другого. И сейчас, когда кто-то приходит в гости, мне прежде всего хочется накормить, все кажется, что он голодный.

У людей был огромный запас доброты, помогали друг другу, потому и выжили. Не проходили мимо, если кому-то нужна помощь. Помню, пленных немцев вели по Каменноостровскому. Казалось бы, после всего пережитого ленинградцы должны были разорвать их на кусочки! А они стояли, плакали и бросали хлеб. Ведь шли совсем мальчонки, такие маленькие, такие жалкие.