Владислав Корякин - Отто Шмидт
На глазах многих бывалых полярников, ученых и моряков, буквально быстро рос и развивался масштабный руководитель нового типа, настоящий адмирал ледового плавания. Помимо деловой хватки, административного таланта и харизмы в глазах подчиненных, он обладал еще нужными связями «в верхах», чего не было у других (Визе, Самойловича, Урванцева и т. д.), а также готовностью к риску масштабных решений. Правда, ему пока не хватало специальных знаний, связанных с арктической природной обстановкой, однако теперь в его распоряжении был весь научный штат Института по изучению Севера во главе с директором.
Стенограмма отчета Шмидта в Арктической комиссии под председательством С. С. Каменева весьма информативна для оценки его планов на будущее: «На борту «Седова» между мной и В. Ю. Визе завязался разговор о дальнейших задачах арктических исследований. Мы сошлись на том, что исследования в западной части Советской Арктики можно считать в первом приближении законченными и что теперь внимание должно быть обращено на восточную часть и на пути с запада на восток. Я предложил экспедицию на ледоколе из Архангельска во Владивосток по пути Норденшельда, но без зимовки. В. Ю. Визе горячо поддержал эту идею и предложил осуществить ее в 1932 году — Международном Полярном» (1959, с. 29).
Определенно Шмидт увидал в Арктике в 1929–1930 годах гораздо больше перспектив, чем на Памире в 1928-м. Плавание же 1930 года дало ему еще больше! Он убедился в перспективности своих новых подчиненных для условий, несравнимых по трудности даже с Памиром, для достижения гораздо более значительных результатов в науке и практической работе! Определенно можно было пожертвовать спортом ради гораздо более значительных целей… Шмидт, если бы он был верующим человеком, мог бы с полным на то основанием воскликнуть вместе с героем Киплинга:
О Боже! Мне по силам уйма дел!Что хошь могу — я знал в работе толк…
В самое ближайшее время в деятельности Института по изучению Севера произошли значительные изменения, причем по воспоминаниям современников не удается установить, кто был их инициатором. По утверждению Самойловича, «Институт по изучению Севера, на основании докладной записки автора этих строк, был преобразован во «Всесоюзный Арктический институт». Действительно, на заседании Президиума ЦИК СССР 29 ноября 1930 года было утверждено положение об институте, в котором его задачи излагались следующим образом: «Всесоюзный Арктический институт является центральным организующим и руководящим научно-исследовательским учреждением для всестороннего изучения полярных стран Союза СССР, состоящим при ЦИК СССР и находящимся в ведении Комитета по заведыванию учеными и учебными учреждениями ЦИК Союза ССР».
Таким образом, ВАИ (аббревиатура нового института) становился научно-исследовательским учреждением с гораздо более широким кругом задач, чем его предшественник — Институт по изучению Севера. А проблем для ученых в этой новой организации хватало — от научного прогноза по развитию природной среды (в первую очередь льдов во всех видах) до ездового собаководства…
Официальным регулярным изданием, в котором помещалась официальная информация о деятельности института, стал Бюллетень Арктического института (БАИ). В редколлегию вошли полярники, в большинстве своем уже известные читателю: Визе, Есипов, Пинегин, Самойлович и, разумеется, сам Шмидт. Благодаря этому органу мы можем судить о событиях в Арктике тех лет.
В первом сдвоенном номере БАИ сведения о руководстве института отсутствуют, однако в следующем (также сдвоенном, очевидно, мартовско-апрельском) указано: «14 марта текущего года состоялось первое собрание Совета Арктического института под председательством зам. директора Р. Л. Самойловича» (с. 1). Тем самым смена лидера арктических исследований в нашей стране официально состоялась.
Отметим, что особое внимание в этом издании уделялось исследованиям, связанным с предстоящим Вторым международным Полярным годом. Совсем не случайно в № 11 БАИ сообщается, что на «…заседании Президиума ЦИК Союза ССР от 13 ноября были заслушаны доклады Гидрометеорологического комитета Союза ССР (А. Ф. Вангенгейм) о плане работ по второму Международному Полярному году и Всесоюзного Арктического института (О. Ю. Шмидт) об его деятельности. Президиум ЦИК Союза ССР в основном одобрил представленный план проведения Второго Международного Полярного года… СНК Союза ССР поручено предложить НКФ Союза ССР обеспечить надлежащее финансирование в 1932,1933 и 1934 гг. мероприятий по Второму Международному Полярному году, а НКВоду — обеспечить судовым составом и, в частности, ледоколами и ледокольными пароходами морские экспедиции по выполнению программы Второго Международного Полярного года… По докладу Всесоюзного Арктического института постановлено одобрить деятельность этого института, констатировав крупные успехи советских полярных исследований» (с. 217).
Важные детали грядущих событий прослеживаются по воспоминаниям хозяйственника И. А. Копусова, направленного на работу в ВАИ Василеостровским райкомом ВКП(б) со следующим напутствием: «Есть у нас в районе тихая обитель, которая занимает всего несколько комнат. Работа там спокойная и неспешная. Это — Арктический институт…»
Ответственный партиец, вероятно, и сам не ожидал, насколько ошибается в своем напутствии очередному полярному новобранцу, о чем тот и поведал в своих воспоминаниях:
«…Отправился я в Арктический институт. Директором его был О. Ю. Шмидт, живший в Москве и посещавший институт каждые два-три месяца. Заместителем его был P.A. Самойлович. Организовался институт лишь в конце 1930 года, то есть всего за несколько месяцев до моего прихода. О Шмидте я слышал давно, когда работал еще в системе народного образования. Шмидт тогда был членом коллегии Наркомпроса, и его имя часто у нас упоминалось.
P.A. Самойлович вел обширную научную работу, и все организационные и хозяйственные заботы по институту, так же как и по снаряжению отправлявшихся на север экспедиций, естественно, легли на меня… В апреле 1931 года вместе с Самойловичем я поехал в Москву к Шмидту.
Шмидт произвел на меня хорошее впечатление своей мягкостью. Мягкостью, но отнюдь не мягкотелостью. Впоследствии я узнал его ближе: это умный, дельный человек, четко и точно формулирующий свои мысли и дающий ясные и определенные указания.
Я вернулся в институт и провел ряд мероприятий по его реорганизации. Прежде всего, я перевел его в новое помещение — в обширный Шереметевский особняк на Фонтанке… В том же 1931 году штаты института были расширены более чем вдвое, были отпущены средства на новые экспедиции, организованы новые лаборатории. Словом, работа закипела.
Должен сказать, что первое мое впечатление от института было неблагоприятное. В самой большой его комнате стоял огромный стол, на котором сотрудники… играли в пинг-понг. В два часа являлся один заместитель директора, в четыре часа — другой. Все это мне не понравилось. Я привык к дисциплине. У меня уже был опыт советской работы, и мириться с такой расхлябанностью я не мог…»
Институт принял облик научного учреждения. Были привлечены специалисты из других учреждений. Началась энергичная подготовка к экспедициям 1932 года, разумеется, под руководством Шмидта. Несомненно, свою роль в открытии перспектив предстоящих свершений сыграл Визе как знаток истории арктических исследований, к которым мы должны обратиться.
Глава 5
История Северного морского пути, как руководство к действию
Средь белизны, ослеплены,Сквозь дикий мир мы шлиВ пустыне льда, где нет следа Ни жизни, ни земли.Где справа лед, и слева лед,Лишь мертвый лед кругом…
С. КольриджШмидт с присущим ему вниманием к деятельности предшественников вел продолжительные беседы на исторические темы с более опытными полярниками, особенно с В. Ю. Визе, у которого интерес к Арктике (первоначально чисто книжный) возник еще во время обучения на химфаке Гейдельбергского университета (Германия). Не случайно один из участников событий позднее вспоминал: «В 1930 году мне посчастливилось быть в экспедиции вместе в Владимиром Юльевичем. Я часто наблюдал, как он, часто прогуливаясь на палубе «Седова», о чем-то беседовал с начальником экспедиции О. Ю. Шмидтом. О чем они беседовали, нетрудно было догадаться» (Лактионов, 1946, с. 15).
В свое время возникший, казалось бы, отвлеченный, абсолютно нежизненный интерес позднее изменил всю дальнейшую судьбу ученого и направил его научную деятельность по совершенно иному пути. В процессе общения с этим сложившимся исследователем Шмидт однажды обнаружил, что нечто подобное, видимо, ожидает и его самого. Такое открытие невольно сблизило этих двух непохожих людей с их могучим интеллектом, искавшим выход в реализации. Правда, в отличие от Шмидта Визе не обладал ни связями «в верхах», ни организационным талантом — каждому свое… Встреча двух неординарных личностей имела далекоидущие последствия. Визе обрел в лице Шмидта своеобразного лидера на будущее, а Отто Юльевичу лучшего эксперта в области истории полярных исследований и природным процессам в Арктике было не найти. Собственный жестокий полярный опыт (две зимовки с экспедицией Г. Я. Седова в 1912–1914 годах) сочетался у Владимира Юльевича с глубоким знанием литературных источников, не говоря уже о практике полярных исследований, которой пока не хватало Шмидту. В Арктике до поры до времени Шмидт оставался перспективным новичком, но присутствие двух сильных экспертов (включая Самойловича) значительно облегчило его приобщение к полярным проблемам. Лучшим доказательством возможностей своего ведущего полярного эксперта для Шмидта стало открытие острова Визе.
