Лоуренс Аравийский - Семь столпов мудрости
Безукоризненная сервировка и подчеркнутая предупредительность главнокомандующего были верхом комфорта для усталого человека после долгих дней, проведенных в напряжении. Сидевшие со мной за столом Клейтон, Дидс и Доуни были воплощением самого дружеского расположения, как и весь штаб военно-воздушных сил. Бартоломью принес карты и объяснил, что они намерены предпринять. Я сообщил несколько новых подробностей к тому, что ему было известно о противнике, так как был самым лучшим из его офицеров разведки, а раскрытые им в ответ на это их соображения убедили меня в неизбежности победы, какие бы неожиданности в дальнейшем ни возникали. И все же мне казалось, что выбор принадлежал арабам – либо согласиться с тем, чтобы эта победа была всего лишь еще одной победой, либо, еще раз рискнув собой, сделать ее окончательной. Не то чтобы этот выбор в такой формулировке был реальным, но когда тело и душа были так изнурены, как мои, они инстинктивно заставляли думать о благовидном предлоге избежать опасного пути.
Глава 114
Перед самым рассветом на аэродроме австралийцев выстроились два «бристоля» и один DH‑9. В кабине одной из машин сидел Росс Смит, мой старый знакомый, которого назначили пилотом нового «хэндли-пейджа», единственной машины этого класса в Египте, предмета гордости Селмонда. Тот факт, что именно Смиту поручили рутинное дело доставки багажа через линию обороны противника, было проявлением особого расположения к нам.
Мы долетели до Умтайи за один час, поняли, что армия ушла, и нам пришлось повернуть обратно, к Ум-эль‑Сурабу. Здесь находилась группа прикрытия из нескольких броневиков, а также арабы, попрятавшиеся кто куда при приближении подозрительного для них шума нашего мотора. По равнине бродили симпатичные верблюды, поедавшие великолепную траву. Увидев наши опознавательные знаки, Янг выложил посадочный сигнал и дымовые шашки на площадке, очищенной от камней его и Нури Саида заботами.
Росс Смит обошел по периметру подновленную площадку, тревожно изучая неровности импровизированной взлетно-посадочной полосы. Грунт был пригоден для приземления «хэндли-пейджа». Янг рассказал нам о непрерывной вчерашней и позавчерашней бомбежке, в результате которой были убиты двое солдат и несколько артиллеристов Пизани. Люди были настолько измучены этой постоянной угрозой, что ночью их отвели к Ум-эль‑Сурабу. Идиоты-турки продолжали бомбить Умтайю, хотя солдаты заходили туда только для того, чтобы набрать воды, и то только в нейтральные полуденные часы и ночью.
Мне рассказали о последнем ударе Уинтертона по железной дороге той поначалу такой приятной, но потом так печально запомнившейся ему ночи, когда он встретил какого-то незнакомого солдата, которому на ломаном арабском языке рассказал о том, как хорошо у него шли дела. Солдат вознес хвалу Богу за его милости и скрылся в темноте, откуда через мгновение справа и слева обрушились пулеметные очереди! Тем не менее Уинтертон взорвал все свои заряды и отошел в полном порядке, без потерь. К нам пришел Насир и пересказал все местные сплетни: такой-то был ранен, другой убит, этот клан в полной готовности, те уже присоединились, другие разошлись по домам… Три сверкающих аэроплана сильно взбодрили арабов, расточавших похвалы британцам за храбрость и стойкость, когда услышали от меня о легендарных успехах Алленби, в которые было трудно поверить, – взяты Наблус, Афулех, Семах и Хайфа. Умы моих слушателей воспламенились. Бедуины племени руалла выкрикивали требования немедленно выступить на Дамаск. Даже мои телохранители, тусклые глаза и подавленные лица которых все еще хранили память о жестокости Зааги, воспряли духом и стали прихорашиваться перед этой толпой, что было верным признаком улучшения их настроения. Людей охватила лихорадка уверенности в себе. Я решил, что пора было готовить Фейсала и Нури Шаалана к последнему удару.
Было время завтрака, и в воздухе разносился аромат сосисок. Мы сели в круг, с нетерпением ожидая начала трапезы, но наблюдатель, дежуривший на полуразрушенной башне, крикнул «Воздух!», увидев аэроплан, приближавшийся со стороны Дераа. Наши австралийцы кинулись к своим машинам и мгновенно завели еще не остывшие моторы. В один аэроплан вскочили Росс Смит и его наблюдатель и свечой ушли в небо. За ними взлетел Питерс, а третий пилот стоял рядом с DH‑9 и смотрел на меня тяжелым взглядом.
Я не мог понять, в чем дело. Мне преподавали теорию, я знал названия и назначение многочисленных приборов управления полетом, а также приемы ведения стрельбы по противнику в условиях воздушного боя, с учетом скорости и направления движения своей машины и машины противника, я многое запомнил и даже мог ответить на какие-то вопросы, но вести воздушный бой я не мог, сколько бы ни потерял из-за этого в глазах так пристально смотревшего на меня пилота. Он был австралийцем, из народа, обожающего всякий риск, а отнюдь не арабом, под чьи вкусы мне приходилось долгое время подстраиваться.
Он был слишком респектабелен, чтобы разговаривать со мной, и лишь с укором смотрел на то, как я наблюдал за воздушным боем. В небе был один двухместный аэроплан и три разведчика противника. Росс Смит погнался за самым большим из них, и уже через пять минут пулеметной перестрелки немец внезапно стал спускаться к линии железной дороги. Когда он вспыхнул за низким мостом, сначала поднялся узкий столб дыма, а потом место падения накрыло мягкое темное облако. У стоявших вокруг нас арабов вырвалось изумленное «Фх!». Через пять минут вернулся Росс Смит. Он весело выпрыгнул из своей машины, клятвенно уверяя, что арабский фронт – это как раз такое место, которое его устраивает.
Наши сосиски еще не остыли, мы их съели, выпили чаю (наш последний английский запас, который мы берегли для гостей), но не успели расправиться с виноградом из Джебель-Друза, как наблюдатель, размахивая платком, снова крикнул: «Воздух!» На этот раз первым взлетел Питерс, вторым – Росс Смит, а безутешный Трейл опять остался в резерве. Робкий противник развернулся обратно, и Питерс нагнал его только под Араром, где и доконал свою добычу. Позднее, когда волна войны откатилась, мы нашли в этом месте груду обломков и два обгоревших трупа немцев.
Росс Смит говорил, что мог бы навсегда остаться на этом арабском фронте, где можно встречаться с противником каждые полчаса, и очень завидовал Питерсу, которому предстояло остаться с нами. Сам же он должен был вернуться за «хэндли-пейджем», загруженным бензином, продуктами и запасными частями. Третий аэроплан улетал в Азрак, чтобы забрать наблюдателя, высаженного там накануне. Я отправился с ним, чтобы переговорить с Фейсалом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});