Виктор Петелин - Фельдмаршал Румянцев

Фридрих II порадовался за своих родственников, получив с курьером это известие от брата. Естественно, он тут же известил принца Вюртембергского о предложении и просил его с семейством приехать в Берлин. Вскоре выяснилось, что есть некоторые сложности, которые предстояло преодолеть: София лютеранка, а потом, она уже обещала свою руку наследному принцу Гессен-Дармштадтскому, который находился в Потсдаме. Но и эти препятствия, стоявшие на пути столь выгодного брака, были вскоре преодолены.

И вот, часто вспоминая все эти разговоры, встречи, обсуждения, Фридрих с тревогой думал о том, что же будет, когда прибудет сюда с пышной, конечно, свитой Павел Петрович. Полетят в тартарары все его привычки, сложившиеся за много лет затворничества.

Никто не сомневался, что все будет так, как задумано в Петербурге и Берлине – Потсдаме… Молодая принцесса отличалась добротою и отзывчивостью, мягкостью души.

И при встрече с Фридрихом его племянница сказала:

– Наш пастор разговаривал с Софьей, он обратит ее в православие, он достойный человек.

Это сообщение вполне удовлетворило Фридриха, потому что религиозные вопросы занимали мало места в его политике. «Отец католик, мать реформатка, все дети лютеране, одна дочь будет православная, – усмехался Фридрих. – Эта семья представляет соединение главных христианских вероисповеданий… Вполне в духе нашего века. Так что нечего тут церемониться. Главное – выиграть политически». Пришлось, конечно, Фридриху напомнить своей племяннице, что она выдает свою дочь без приданого, нужно только два-три платья, зато потом ее многочисленные дочери, скорее всего, получат от императрицы приданое как родственницы великого дома, а сыновья или службу, или пенсии, а может быть, и еще сотни хороших вещей, которые были бы для них весьма кстати.

Курьеры так и сновали между Потсдамом и Петербургом, а из Потсдама направлялись серьезные указания принцу и принцессе Вюртембергским. Когда дело наладилось, а Фридрих в этом ничуть не сомневался, он послал Вюртембергским 40 тысяч от имени императрицы.

И вот уже две недели семья принца Вюртембергского проживает в Берлине в ожидании великого князя Павла Петровича.

А в это же время в Царском Селе шла тщательная подготовка к длительному путешествию в Берлин. Екатерина II не жалела денег, чтобы показать свой дом в Европе с самой лучшей стороны.

Великий князь, бродя по дорожкам и тропинкам Царского Села, часто размышлял о своей судьбе. Мысли о предстоящей женитьбе радовали его и угнетали. Вкоренившийся в душу страх за свою будущность не оставлял его, постоянно возникали сомнения в искренности стремления матери сделать его счастливым. Поверивший в «чудо дружбы» с Андреем Разумовским, великий князь так был наказан за свою доверчивость обманувшей его покойной великой княгиней. Размышляя, он вспоминал те немногие эпизоды в своей жизни, когда ему казалось, что простой народ связывает с его именем большие перемены в своей жизни. И во время недавних празднеств по случаю заключения мира с Турцией он не раз замечал восторженное к себе отношение со стороны гуляющих. Но вместе с тем он уже не раз был оскорблен новым фаворитом Потемкиным при молчаливом согласии самой императрицы. Значит, что же? В своей державе им может помыкать какой-то выскочка? Особенно оскорбительным показалось Павлу Петровичу требование Потемкина, чтобы его, великого князя, кирасирский полк отдавал рапорт ему, Потемкину, как вице-президенту Военной коллегии… А его попытка стать членом императорского совета? Как оскорбительно ответила ему мать, явно намекая на его молодость и неготовность к делам управления страной. Да, он знал за собой большой недостаток – вспыльчивость, несдержанность характера… Сколько раз эта вспыльчивость приносила ему вред. Да и не только ему самому, но и его близким. Разве не его вспыльчивость чуть не погубила преданного ему графа Матюшкина, предупредившего его, что назначенный вместо удаленного Панина граф Салтыков – алчный и лживый, будет следить за каждым его шагом и доносить императрице. Разъяренный великий князь бросился к матери за разъяснениями: почему удалили графа Панина, а вместо него назначили генерала Салтыкова? Для того, чтобы он доносил? Павел Петрович хорошо помнил слова, которыми ответила на его пылкий протест многоопытная императрица: «Все Ваши действия невинны, в этом я вполне убеждена. Но Вы еще слишком молоды. Общество следит за Вами, и его суждения строги. Ни в какой стране толпа не умеет делать разницы между просто молодым человеком и великим князем, и очень часто поведение первого омрачает честь последнего. Брак закончил Ваше воспитание. Невозможно более обращаться с Вами, как с ребенком, держать Вас под опекой в двадцать лет. Теперь Вы уже сами будете отвечать за Ваши поступки перед всем светом…» Что может быть, казалось бы, справедливее ее слов? Но он был раздражен постоянным контролем с ее стороны. А ведь мать первой обратила внимание на слишком интимные отношения между Разумовским и его супругой. Но как рыдала в тот же день великая княгиня, узнавшая от него об этих подозрениях, и как все отрицала. Боже мой! Как же постыдно врут люди, чтобы скрыть свои грешные делишки. И что же? Он отверг помощь матери в тот момент, когда она была абсолютно права, как подтвердили последующие события: письма Андрея Разумовского, казалось бы, его ближайшего и доверенного друга, раскрыли все. Предательство, измена – что может быть отвратительнее такого человеческого падения. Душа великого князя не выносила этого обмана… И как стало хорошо, когда он убедился, что мать хочет ему счастья, показала ему портрет будущей невесты, привезенный курьером из Потсдама: юная принцесса сразу пришлась ему по душе, и он поторапливал отъезд в Берлин.

Фельдмаршал Румянцев прибыл в Петербург, а потом в Царское Село, лишь в начале июня. И сразу же узнал от государыни императрицы, какую великую честь ему оказывают – быть во главе свиты великого князя во время его путешествия в Берлин. Румянцев отнесся к этому предложению с философским спокойствием: столько дел на юге России, в Крыму, а ему предстоит такой долгий и, в сущности, утомительный путь… Лишь предстоящее общение с великим князем согревало его душу: Петр Александрович давно узнал его, еще в те годы, когда ближайшим воспитателем его был Семен Порошин, и Румянцев, накануне его назначения президентом Малороссийской коллегии, не раз обедал вместе с юным наследником и восхищался в душе этим любознательным и не по годам развитым мальчиком. А теперь великий князь уже многое познал в своей жизни, с ним интересно будет говорить и о политике, и о простых обыденных делах.