Андрей Снесарев - Письма с фронта. 1914–1917

Ты, может быть, не обратила внимание на сообщение из Ставки, как «несколько» офицеров и два стрелка пошли на разведку со своим батал[ьонным] командиром шт[абс]-капитаном Ященко, как этот был убит и тело его не могли вынести. Офицеров было шесть. Это тебе картинка того же непоправимого состояния. В теперешней стадии, когда нет боев, нужна разведка, нужна во что бы то ни стало, но солдаты – демократы и революционеры – не хотят идти… Нечего делать, идут офицеры – «контрреволюционеры», – идут и гибнут. Тяжкая картина.

Давай, моя золотая, твои губки и глазки, и наших малых, я вас обниму, расцелую и благословлю.

Целуй Алешу, Нюню, деток. А.

Дорогая женка!

Черкну тебе несколько слов, пока за письмом не придет оказия. Вчера из штаба моей армии был запрос, нет ли препятствий к назначению меня командиром 12-го корпуса. Из армии ответили, что препятствий нет. Если дело не сорвется, то я дней через 4–5 получу этот корпус, и тогда мой адрес: командиру 12-го арм[ейского] корпуса и дальше, как прежде. Это меня устроило бы больше, чем получение какого-либо другого, так как 1) все дивизии этого корпуса мне хорошо знакомы и 2) так как в него входит моя природная, давшая мне Георгия III степ[ени]. В случае действительного получения буду тебе телеграфировать. Несколько необычна форма предложения: не спрашивают моего согласия, а лишь об отсутствии препятствий. Мой штаб в нервозе, точно также и некоторые из командиров полка, как, напр[имер], Шепель.

У нас период свадеб, и большей частью женятся наши солдаты. Была здесь одна «красавица» – вдова, делали ей предложение два здешних, затем наших два солдата; всем отказала и вышла за третьего солдата. Другой случай пикантнее: девка с парнем все обговорили, все приготовили и вот-вот, скажем, послезавтра, должны были играть свадьбу; девка отдала даже будущему своему «мужу» 100 руб. и кожух, а завтра она тайно венчается с солдатом и исчезает… Не дьявол ли девка! Ведь мы здесь уже три недели, и значит, с солдатом она все обдумала давным-давно, а с другим все время играла. Третий случай был такой: девка тайно от отца и матери перевенчалась с нашим телефонистом, из церкви зашли в халупу, где помещается мой комендант, и не знали, что делать дальше. На сцену выступили мы: комендант устроил чай, я послал коробку конфет, Н[иколай] Ф[едорович] также, притащили еще что-то из нашего собрания, и начался у них пир горой. Затем стали пробовать притащить отца с матерью: ни солдатам, ни младшим офицерам это не удалось, но Н. Ф. уломал. Старики пришли, поплакали, пожурили, а затем все пошло как по маслу. Сегодня родители устраивают гулянье уже у себя и меня только что приглашали. Но у меня сегодня в одном полку солдатский спектакль, и я дал свое обещание быть там.

А отдал я коробку с теми конфетами, которые имеют форму плоского эллипса, и каждая конфета завернута в бумагу. Долго коробку таскал Игнат, и все как-то она не попадала в полосу моих настроений; теперь она попала, так как через два часа в коробке ничего не осталось. Свадьбы сохранили много интересного этнографического материала, и не будь я первой персоной, которая своим появлением всех запугивает и все путает, я занялся бы внимательно сводкой всех этих пережитков.

А возможное мое назначение берет мои думы, и мы с Игнатом уже набрасываем наши планы: как мы потребуем два автомобиля – легкий и грузовой, как заедем в армию, как нам «все будут рады» (слова Игната) и т. п. Конечно, я мог бы получить теперь не только корпус, но уже и армию, и для этого твоему супругу нужно было бы сделать самый пустой политический жест, но… «нет расчету», говорит он языком гостинодворца. Ты знаешь, как, напр[имер], в окопной офицерской среде называют Черемисова, Верховского и им подобных? «Революционные бл…и, которые в конце концов наделят Вр[еменное] правительство сифилисом».

Оказия требует письма. Давай, моя ненаглядная и исключительная, твои глазки и губки, а также наших малых, я вас всех обниму, расцелую и благословлю.

Целуй Алешу, Нюню, деток. А.

Дорогие мои папа и мама!

Посылаю в Петроград Осипа и Передирия за нашими вещами; они вам все подробности, с этим связанные, и расскажут. От Женюши имею последнее письмо от 12.X и телеграмму от 18.X; из последней значится, что все здоровы (Женюша 13–14 хотела подниматься), мальчиков крестили 17.X и назвали: старшего Георгием (мой выбор) и младшего Александром, имя выбрано матерью. Подробности, вероятно, написала Женюша в том письме, которое везет Осип. Я командую 9-м корпусом с 19.IX, приказом армии и флоту от 12 окт[ября] произведен в генерал-лейтенанты и утвержден в должности. Корпус мой расположен между Выгановским озером и пунктом против Ст. Барановичи; входят дивизии 5-я, 42-я и 15-я Сибир[ская] стрелковая; мой фронт имеет 66 верст, т. е. почти равен фронтам некоторых армий. Всего же ртов у меня более 100 000, а лошадей более 35 тыс[яч]. Корпус имеет хорошую репутацию в прошлом и считается довольно спокойным теперь. Командовали им до меня Щербачев, Абрам Драгомиров, Киселевский и Тележников (Шнейдер [Шрейдер]); последний удален и фрукт слабый, а остальные – люди крупные. Сначала мне предложили XII и я согласился, но потом приказали экстренно ехать сюда. Работы у меня много (до флангов корпуса надо ехать 40 верст), и, конечно, она бы не страшила, если бы меньше было этой подлой политики, которая так нервирует моих помощников, да и на людях отзывается тяжело, хотя внешне они часто являются зачинщиками. Самое трудное в моей роли – добиться личного влияния, а это невозможно при огромности корпуса и при огромной территории, на которой он раскинулся; для этого надо, чтобы тебя хотя раз увидали и услышали твой голос, а это прямо недостижимо. Несмотря на мое упорство, я еще и теперь не обошел все окопы, хотя большинство их и важные участки осмотреть успел. Я уже заранее все тыловое – госпитали, лазареты, обозы, хлебопекарни, всякие мастерские и т. д. и т. д. – решил пока не посещать и вообще – занимаюсь только строевыми и боевыми задачами; даже политику стараюсь спихнуть на своего начштаба. Боевыми же задачами приходится много заниматься, так как фронт (Зап[адный]) два года уже мертв и опытов не имеет, разве 1–2 отрицательных, а это сказывается на всем: на войсках, офицерах, окопах; везде отсталость, везде отсутствие боевых навыков. Приходится, ходя по окопам, начинать с азов – со стрелковой бойницы или пулеметного гнезда – и кончая оборонительным планом командира полка. Когда говоришь с офицерами, то на их плечах лежит пять – много 10 боев, лишь один, напp[имер], упомянул о пережитый им 35 боях, и они очень бывают озадачены моим заявлением, что я участник 76 боев, не считая малых дел, и притом участник в наиболее опасных и страшных местах многих из них.