Леонид Млечин - 10 вождей. От Ленина до Путина
Поэтому создать «научно-технический совет» при мавзолее нужно. Вообще не следует жалеть ни сил, ни средств для пропаганды ленинизма, его вдохновляющего примера.
Возможно, что именно так думал генсек, ставя свои разрешающие, одобряющие, поддерживающие, запрещающие резолюции. Черненко, несмотря на старческие недуги, очень нравилось, когда к нему шли все нити управления, когда именно ему докладывалась самая главная информация, когда только он, подписав документ, решение, постановление, приводил в движение огромные материальные силы, тысячи людей, устремления многих организаций. Вершина власти!
Черненко ревниво следил, чтобы молодой, энергичный Горбачев не слишком «показывался». Старался больше загружать его рутинной работой, меньше посылать «на люди». Думаю, где-то в тайниках сознания у больного старца копилась зависть и неприязнь к Михаилу Сергеевичу, здоровому, крепкому, деятельному. Хотя и старался спрятать их поглубже. Но, как писал Жан-Жак Руссо: «Иногда удар не попадает в цель, но намеренье не может промахнуться»{979}. А оно, это «намеренье», было элементарным: подольше удержаться на вершине, не подпуская близко туда молодых и энергичных…
Черненко едва ли думал, что на этом властном холме он пробудет всего тринадцать месяцев… Суетился. Душевно. Беспокоился, когда несколько дней не мог поехать в Кремль или на Старую площадь. Тревожился не о «деле», туманно огромном и расплывчатом. Беспокоился о себе: а ну как соберутся и отрешат по болезни от власти… Он хотел, очень хотел быть Первым руководителем. Долго. Но не знал, что подлинными признаками величия всегда выступают неспешная мудрость и способность сохранять глубокое спокойствие в пульсирующей сумятице мира. У Черненко не было ни того, ни другого.
Он суетился. В душе. Ведь еще несколько лет назад только в канцелярском сне он мог представить, что на его партийной печати будут отлиты красными четкими буквами слова «Генеральный секретарь»…
Канун перестройки
У Киплинга есть мудрые строки, суть которых в том, что сила продолжающейся ночи уже сломлена, хотя никакой рассвет не грозит ей ранее часа, назначенного рассвету.
Если с Андроповым народ, и особенно интеллигенция, связывал какие-то надежды на благие перемены в обществе, то черненковское безвременье дышало безысходностью, духовной тоской и всеобщим равнодушием. Да, равнодушием к Черненко, КПСС, «марксизму-ленинизму», «мудрой политике ЦК». Однако наиболее проницательные люди чувствовали, «что сила продолжающейся ночи уже сломлена». Были слышны едва уловимые подземные толчки. Сила «продолжающейся ночи» сломлена самими большевиками, их политикой, догматическим однодумством, преклонением перед милитаристским молохом. Как в марте, когда еще крепок снежный наст на российских полях, но краснозобые снегири, садясь на стылые сучья берез, своими яркими манишками напоминают всем – весна близка.
Черненковское «генсекство» – год безвременья и смутных, неясных ожиданий чего-то нового, неопределенного, другого, которое притаилось где-то здесь, недалеко… Даже генерал армии А.А. Епишев, мой непосредственный начальник, ортодоксальный коммунист, но весьма умный человек, однажды летом 1984 года неожиданно сказал мне:
– Время какое-то липкое и застывшее. Не знаю что, но что-то должно произойти…
В его словах слышались тревога и смятение. Позже я узнал, что накануне он был на приеме у генерального секретаря.
Возможно, это было выражением устойчивого разочарования генералитета, связывавшего немалые надежды с Андроповым и откровенно обескураженного приходом Черненко. Так же вероятно, что генералы чувствовали ослабление хватки после андроповских намерений «навести порядок». Если о Брежневе, Андропове в узком кругу генералы могли раньше что-то говорить, то я никогда не слышал в личных разговорах даже упоминания имени нового лидера. Все в душе понимали, что самой заметной особенностью этого человека было отсутствие у него каких-либо особенностей. Канцелярский призрак.
Как ни скучно это занятие, я внимательно перечитал все, что принадлежало перу Черненко за последние тринадцать месяцев его жизни. Конечно, надо понимать так, что «перо-то» черненковское, но водили им другие руки. Более умные. И вот что бросилось в глаза.
Некоторые из основных идей, взятых на вооружение Горбачевым в начале «перестройки», просматриваются уже у Черненко. Но только «просматриваются». Молодое окружение генерального секретаря, и прежде всего его помощники доктор философских наук В.А. Печенев, В. Прибытков, некоторые другие работники аппарата, пытались внести хоть какую-то свежую струю в монотонность ортодоксальных речей и заявлений Черненко. Вот, в частности, три будущие «горбачевские» идеи, озвученные еще шестым лидером КПСС и СССР.
На апрельском пленуме ЦК (1984 г.), который сам Черненко считал «главным» в своей генсековской биографии, провозглашалось, что нужно «лучше использовать те резервы активизации масс, которые заложены в дальнейшем совершенствовании социалистической демократии, всей политической системы общества»{980}. Именно идея «совершенствования социалистической демократии» была ведущей у Горбачева, с помощью которой он смог «расшевелить» партию и общество. Черненко лишь формально провозгласил эту мысль, как обычный антуражный большевистский лозунг и никогда больше не возвращался к нему. Но появление таких установок в речи генсека свидетельствует, что «нечто» уже витало в духовной атмосфере, однако Черненко не был способен почувствовать какие-то глубинные подвижки в общественном умонастроении, уставшем от догматизма и марксистской ортодоксальности.
Мы помним, как Горбачев наивно верил, что стоит обновить кадры партии и «дело пойдет». Его выстраданный пленум «О перестройке и кадровой политике партии», как и следовало ожидать, мало что дал. Седьмой генсек тогда не понимал, что без изменения системы никакие кадровые перетряски демократического общества не создадут. Но ведь, придя на пост генсека, Черненко так же, на том же «ключевом» апрельском пленуме подхватил старый ленинский мотив о кадрах. Помните, Ленин полагал, что стоит в «руководящие кадры» выдвинуть больше рабочих и крестьян и государственная машина заработает. Черненко, произнося «программную» речь, заявил, что все «в решающей степени зависит от кадров. Кадры – действительно золотой фонд партии и государства… В работе с кадрами, как нигде, важна четкая, продуманная система. Здесь недопустимы ни частая сменяемость, ни какое бы то ни было окостенение кадрового состава»{981}. Свой кадровый тезис Черненко подтвердил очередной запиской партийному синклиту – «О некоторых вопросах современной кадровой политики»{982}. В документе есть лишь одна мысль, которая могла принадлежать самому генсеку: он рекомендовал практиковать передвижение кадров не только по вертикали, но и по горизонтали. Это «освежает, я по себе знаю…» – утверждал генсек.
