Борис Соколов - Неизвестный Жуков: портрет без ретуши в зеркале эпохи

Предложение было, конечно, принято единогласно.

Вся эта история, подготовленная против меня как-то по-воровски, была полной неожиданностью. Обстановка осложнялась тем, что в это время я болел гриппом. Я не мог быстро собраться с мыслями, хотя и не первый раз мне пришлось столкнуться с подобными подвохами. Однако я почувствовал, что Хрущев, Брежнев, Микоян, Суслов и Кириленко решили удалить меня из Президиума ЦК. Видимо, как слишком непокорного и опасного политического конкурента, освободиться от того, у кого Хрущев оставался в долгу в период борьбы с антипартийной группой Маленкова-Молотова. Эта мысль была подтверждена речью Микояна на пленуме, где он сказал: «Откровенно говоря, мы боимся Жукова».

Вот оказалось, где зарыта собака! Вот почему надо было отослать меня в Югославию и организовать людей на то, что было трудно сделать при мне. Возвратившись домой, я решил позвонить на квартиру Хрущеву, чтобы выяснить лично у него истинные причины, вызвавшие столь срочное освобождение меня от должности министра обороны. Я спросил:

— Никита Сергеевич, я не понимаю, что произошло за мое отсутствие, если так срочно меня освободили от должности министра, и тут же ставится вопрос на специальном созванном пленуме ЦК. Перед моим отъездом в Югославию и Албанию со стороны Президиума ЦК ко мне не было никаких претензий, и вдруг целая куча претензий. В чем дело? Я не понимаю, почему так со мной решено поступить?

Хрущев ответил сухо:

— Ну, вот будешь на пленуме, там все и узнаешь. Я сказал:

— Наши прежние дружеские отношения дают мне право спросить лично у вас о причинах столь недружелюбного ко мне отношения.

— Не волнуйся, мы еще с тобой поработаем, — сказал Хрущев и повесил трубку.

Я ничего не узнал от Хрущева, но понял — Хрущев лично держит в своих руках вопросы о моей дальнейшей судьбе, перспективы которой были в тумане».

Пленум собрался 28 октября и работал два дня. Основной доклад сделал секретарь ЦК Михаил Андреевич Суслов. Он указал на «серьезные недостатки и извращения в партийно-политической работе», порожденные «грубым нарушением партийных ленинских принципов руководства Министерством обороны и Советской Армии со стороны товарища Жукова». Суслов процитировал жуковские распоряжения; «Снять, списать, уволить, выгнать, содрать лампасы, содрать погоны», «привыкли за сорок лет (Советской власти, — Б. С.) болтать, потеряли всякий нюх, как старые коты». Все это секретарь ЦК назвал «огульным избиением командных и политических кадров». Суслов привел и такой факт, свидетельствующий о потери «элементарного чувства скромности»: «Министр поручил купить, в целях личной рекламы поставить в Музей Советской Армии написанную художником картину, представляющую такой вид: общий фон — горящий Берлин и Бранденбургские ворота, на этом фоне вздыбленный конь топчет знамена побежденных государств, а на коне восседает товарищ Жуков. Картина очень похожа на известную икону Георгий Победоносец».

Конечно, в советских условиях пренебрежение партийно-политической работой — большой грех. Но ведь Хрущев, Суслов и другие члены Президиума не вчера на свет родились. О том, что Жуков, мягко говоря, недолюбливает комиссаров, было давно известно. И что маршал не страдает избытком скромности никогда не было тайной. А уж о жуковском самодурстве и грубости легенды ходили. Тем более, как признал Суслов, гнев министра обороны обрушивался как на политработников, так и на командиров. Кстати, и сам Никита Сергеевич особой деликатностью не отличался. Мог подчиненных и по матушке послать, и туфлей по трибуне в ООН постучать. Неужели картина, где Жуков был изображен как святой Георгий Победоносец, переполнила чашу терпения Хрущева? Или все-таки были другие причины, более серьезные?

Действительно, были. Суслов сказал и о них, но как-то между делом, не акцентируя внимания членов ЦК: «…Товарищ Жуков игнорирует Центральный Комитет. Недавно Президиум ЦК узнал, что товарищ Жуков без ведома ЦК принял решение организовать школу диверсантов в две с лишним тысячи слушателей… Товарищ Жуков даже не счел нужным информировать ЦК об этой школе. О ее организации должны были знать только три человека: Жуков, Штеменко и генерал Мамсуров, который был назначен начальником этой школы. Но генерал Мамсуров, как коммунист, счел своим долгом информировать ЦК об этом незаконном действии министра».

Вот где собака зарыта, вот почему потребовалось так спешно снимать Жукова. Маршала заподозрили в подготовке государственного переворота. Школа спецназа в подмосковных лесах — это внушительная сила, с которой в случае чего и Кремль можно попытаться захватить. И хотя материалы пленума хранились под грифом «строго секретно», слухи о таинственной школе, вызвавшей падение Жукова, распространились по миру. В 1962 году в США вышел роман Ф. Нибела и Ч. Бейли «Семь дней в мае», где некий генерал Скотт, занимающий пост председателя американского комитета начальников штабов, предпринимает неудачную попытку государственного переворота, опираясь на специальные подразделения, обученные «отбивать важные объекты, захваченные противником». Современники легко узнавали в числе прототипов не только известного генерала Макартура, которого подозревали в намерении захватить власть в Америке, но и маршала Жукова. Однако действительно ли Георгий Константинович готовил военный переворот?

Такую возможность исключить нельзя, но и подтвердить, равно как и опровергнуть подобное предположение — в принципе невозможно. Некоторые факты из выступлений на пленуме как будто говорят, что Жуков стремился полностью подчинить своему контролю как армию, так и другие силовые структуры. Начальник Генерального штаба маршал Соколовский заявил:

«Сказать, что тов. Жуков недопонимал и недопонимает роли партийно-политической работы в армии, это, конечно, несостоятельно и несерьезно, и те крупные ошибки, которые допущены были Жуковым, конечно, не от недопонимания, как он, выступая здесь говорил, это неверно. Дело заключается именно в линии поведения… Эта особая линия поведения вела к тому, чтобы армию прибрать к рукам в полном смысле этого слова и через армию воздействовать тем или иным путем, я не хочу фантазировать, но воздействовать тем или иным путем, может быть, даже на Президиум ЦК, чтобы делалось по его, Жукова, желанию…

Товарищ Жуков предлагал Генеральному штабу составить докладную записку в ЦК о том, чтобы пограничные войска подчинить министерству обороны. Почему? Пограничные войска выполняют особую службу. Эта служба не армейская. Везде, во всех государствах, она выполняется совершенно иными путями, иными способами, чем несется служба армейская. Я, как начальник Генерального штаба, еле отбился от того, чтобы писать такую докладную записку… Если говорить о Жукове как о человеке, то Жуков, как человек, необычайно тщеславная и властная личность. Поскольку раньше была брошена реплика, что я высказывался против назначения тов. Жукова министром, то может сложиться впечатление о неблагополучных личных взаимоотношениях, поэтому я хочу пояснить, чтобы не создалось у вас впечатления, что я имею что-то личное против Жукова и поэтому так резко говорю против него».