Екатерина Мишаненкова - Любовь Орлова

Их роман с Александровым, начавшийся со взаимной симпатии, постепенно перерастал в настоящую страсть. Тем более романтическая обстановка Гагр к этому располагала – море, горы, природа, ну как тут не думать о любви. Однако они оба были несвободны: у Орловой был ее австриец, уговаривавший ее уехать с ним в Германию, где он обещал сделать из нее кинозвезду, а Григорий Александров был и вовсе женат. К тому же и австрийский возлюбленный Орловой, и жена Александрова, актриса Ольга Иванова, не пожелали оставаться в Москве и тоже приехали в Гагры. Легко себе представить, что они чувствовали, видя развивающийся на их глазах роман.

Орловой решить свою часть проблемы было проще. Их отношения с австрийцем не были оформлены, а он был человеком неглупым, довольно быстро понял, что стал «третьим лишним», и смирился с этим. Они расстались вполне мирно, без скандалов, и он вскоре уехал в Москву, а потом, видимо, вернулся на родину. В любом случае он навсегда исчез из ее жизни.

Как тут не вспомнить Андрея Берзина – он ведь тоже деликатно самоустранился. Его выпустили уже в 1932 году, вновь назначили на хорошую должность, а через пару лет он даже вернулся в Москву. Но он не пытался навязываться бывшей жене, ставшей к тому времени известной актрисой, – они встретились только после войны, когда он вернулся уже из второй ссылки. Встретились, пообщались как хорошие старые знакомые и с тех пор больше ни разу не виделись. Умела Любовь Орлова расставаться со своими мужчинами.

Александров был в более сложном положении – с Ольгой Ивановой он был вместе с 1924 года, к тому же у них был сын Дуглас (названный в честь звезды немого кино, знаменитого американского артиста Дугласа Фэрбенкса), ну и самое главное – она была его законной женой, и ее нельзя было так просто выставить со словами «извини, дорогая, любовь закончилась». В итоге Александрову с Орловой просто повезло: Ольга сама его бросила и ушла к актеру Борису Тенину. Так что съемки «Веселых ребят» они заканчивали, уже не скрывая своих отношений. Всем было ясно, что дело идет к свадьбе.

Любовь Петровна вскоре стала моей женой. Ее требовательное отношение к искусству стало для меня путеводной звездой. Еще до того как любой мой литературный или режиссерский сценарий становился предметом обсуждения на художественных советах разных ступеней и рангов, он получал пристрастную, требовательную оценку Орловой, которая никогда ни в чем не прощала мне измены вкусу, профессиональному мастерству. Она во всех моих начинаниях была не только сурово-беспощадным критиком, но и другом-вдохновителем и неоценимым помощником. Достаточно ей было попробовать на слух кусочек сценария, который в состоянии блаженного благополучия пребывал до этого на моем рабочем столе, и все несовершенство не до конца выписанного литературного материала открывалось мне воочию. Я снова усаживался за работу. Но такой «домашний» контроль, когда работа над сценарием наконец приходила к концу, давал мне твердую уверенность в своей правоте при прохождении комических и сатирических замыслов через худсоветы, в которых все отлично знают: что смешно, а что не смешно, что можно, что нельзя, где всех учат и поучают, где загублено на корню множество веселых и смешных фильмов.

Меня же не удавалось заучить, потому что, доверяя вкусу Орловой, я ни в коем случае не шел на губительные для кинокомедии компромиссы. Любовь Петровна необыкновенно тонко чувствовала малейшую фальшь. Секрет этого объяснялся ее тесной и постоянной связью с массовой аудиторией. Вот почему я любил сопровождать ее в поездках по стране. Ее слушатели, они же кинозрители, открывали ей свои души. Эта живая трепетная связь – главный источник вдохновения, главный критерий истины.

Как ее встречали всюду, где бы она ни появлялась! Как родную, как желанную, как дочь и сестру. Народный характер ее героинь, ее простота, ее человеческое обаяние, ее громадная артистическая культура давно и прочно в глазах множества людей создали вполне реальный идеал советской киноактрисы. В этом нет преувеличения. Я это видел, чувствовал. Как режиссер, работая с идеальной актрисой Орловой, с необыкновенно высоким человеком.

Высока она была самоотверженным служением искусству.

Высока – так редко встречающейся в артистической среде железной дисциплиной. Быть не в форме для Орловой – самое страшное. Физическому совершенствованию, музыкальным занятиям, голосовым упражнениям она отдавала все свободное от театра и съемок в кино время.

Высока она была строгой добротой к людям. Пустым словам неисполнимых обещаний она всегда предпочитала правду, объективность, стремление сделать все, что в ее силах.

Высока она настоящей женской красотой, которую умела с достоинством нести по жизни. Она была прекрасным верным другом…

Съемки фильма закончились к концу 1933 года. Однако то ли из-за ареста сценаристов, то ли по какой-то иной причине, но «Джаз-комедия» надолго оказалась на полке. Более того, несмотря на то что она еще не вышла, ее начали критиковать, что было очень дурным признаком – значит, кто-то поручил создать картине плохую репутацию.

Но Шумяцкий был профессионалом своего дела, а за этот фильм болел особенно, ведь тот был в какой-то степени и его детищем. Поэтому он решил показать его человеку с чувством юмора и таким авторитетом, против которого были бы бессильны любые критики. Такой человек в творческих кругах был только один – великий пролетарский писатель, которому редко решались возражать даже в Кремле, живая легенда, Алексей Максимович Горький.

Так что в один прекрасный летний день 1934 года заместитель Шумяцкого Николай Чужин и заведующий художественно-производственным отделом Константин Юков приехали на дачу Горького «Десятые Горки», где тот готовился к Первому съезду Союза писателей.

«В четверть десятого Алексей Максимович закончил совещание с представителями оргкомитета, попил чаю и попросил нас скорее начать просмотр, – написал потом в отчете Константин Юков. – Настроение у Алексея Максимовича было бодрое». В зале, помимо членов оргкомитета, секретаря Горького П. Крючкова и зав. агитпропом А. Стецкого, собрался весь обслуживающий персонал: дворники, уборщицы, повара, официантки, горничные, спальник, охранники. Проекционный аппарат в зале стоял один, поэтому картину показывали по частям, с небольшим перерывом после каждых десяти минут.

«Алексей Максимович внимательно прислушивался к замечаниям и репликам, какие отпускали собравшиеся, – писал Юков. – Однако своего мнения не высказывал. Только после сцены драки с восторгом отозвался: