Юрий Погосов - Мелья

На съезде выяснилось, что часть делегатов вообще не разбиралась ни в структуре будущей партии, ни в ее уставе. А Хулио даже попросил, чтобы ему объяснили, для чего должна создаваться на предприятиях первичная организация — ячейка. Да, трудно им пришлось бы, если бы не было с ними Флореса Магона. До глубокого вечера сидели они, обсуждая и утверждая организационную структуру партии.

Второй день работы съезда проходил на квартире у Хулио Антонио. Начали с обсуждения вопросов идеологического воспитания. Избрали комитет по идеологическому воспитанию в составе Хосе Мигеля Переса, Берналя и Хулио Антонио. Решили вместо газеты «Луча де класес» («Борьба классов») издавать еженедельник «Хустисиа» («Справедливость»).

До съезда думали провести его в три-четыре дня, но требования конспирации заставили «закруглиться» в два дня. Обсуждение всех вопросов шло по-деловому, без проволочек, хотя пришлось задержаться на вопросе о тактике партии.

Спор зашел о тактике партии в отношении избирательной кампании. Вначале Хулио был категорически против участия партии в выборах, и доводы его были достаточно вески.

Парламентские выборы для каждого честного кубинца были символом обмана и политической коррупции. Партии, принимавшие участие в выборах, прибегали к самым грязным маневрам, лишь бы выиграть у соперников. В народе об этом знали, и, разумеется, участие компартии в избирательной кампании не возвысило бы ее в глазах трудящихся Кубы. Так думал Хулио.

Правда, после выступления Магона и других товарищей, которые убедительно доказали, что в период становления партии ей необходимо завоевывать авторитет среди широких масс, а избирательная кампания даст ей возможность для выхода на политическую арену и для пропаганды социализма, съезд единогласно одобрил участие партии в выборах.

В конце заседания, когда уже было далеко за полдень, обсудили работу среди молодежи и женщин, а также организацию борьбы среди крестьянства и сельскохозяйственных рабочих.

В седьмом часу вечера приступили к выборам Центрального Комитета (9 членов и 4 кандидата). Генеральным секретарем был избран Хосе Мигель Перес. Членом ЦК был избран и Хулио Антонио. Ему поручили идеологическую работу. Но случилось так, что ему пришлось фактически возглавить работу кубинских коммунистов вплоть до самого ареста — 27 ноября 1925 года. И вот почему.

Через две недели после съезда, 31 августа, Хосе Мигель Перес был схвачен полицией и 3 сентября выслан в Испанию. Дело в том, что он был родом с Канарских островов (принадлежащих Испании), но нужда заставила его переехать на Кубу[2]. Генсеком стал его заместитель Хосе Пенья Вилабоа. Это был старый, заслуженный деятель рабочего движения, но у него было очень плохо со здоровьем, да и а годах он мало уступал Карлосу Балиньо. Так что к Мелье с его авторитетом среди студенчества, интеллигенции и рабочих все относились как к руководителю Кубинской компартии. Его арест подчеркнул только его авторитет в стране. В истории республиканской Кубы таких массовых выступлений в защиту арестованного политического деятеля еще не бывало.

Пятнадцатый день голодовки

«Имею честь сообщить Вам, что больной из моей палаты сеньор Хулио Антонио Мелья отказывается внимать моим советам. Он не принимает пищу и выбрасывает все, что ему приносят. Этим самым нарушается статья 23 (пункты 2 и 3) распорядка больницы. Исходя из падающей на меня ответственности и тяжелого состояния больного, срочно сообщаю Вам, чтобы Вы приняли соответствующие меры и информировали бы сеньора президента Благотворительного общества.

С глубоким уважением

Доктор Педро Барильяс».

Это письмо было опубликовано в газетах 20 декабря 1925 года и вызвало новую бурю гнева не только среди рабочих и студентов, но и среди радикально настроенных буржуа.

Все ополчились против президента, который в нарушение существовавшего закона не хотел освободить Мелью под денежный залог.

Когда около полудня в больницу пришел Альдерегиа, Хулио Антонио лежал с закрытыми глазами. Вошедший следом доктор Барильяс прошептал:

— Спит…

Альдерегиа отрицательно покачал головой, он медленно подошел к кровати и взял со столика полоску серой бумаги. Глядя на нее, он одновременно косил глазом на Хулио:

— Пульс… пульс… — пробормотал он и подумал, что еще несколько дней и такого пульса не станет, — «…аритмичный, слабый… температура 37, давление пониженное, тоны сердца приглушенные… Повышенная рефлексивность… Признаки нервозности… 30 фунтов».

Опустил руку с бумажкой и сразу же поднял. На последней строке: «Потеря веса около 30 фунтов».

Доктор Барильяс вышел из комнаты. Альдерегиа продолжал внимательно смотреть на своего друга.

Вдруг легкая, еле заметная улыбка тронула губы Мельи, и медленно поднялись веки.

— Я не сплю..

— Знаю, знаю, — Альдерегиа улыбался как можно непринужденнее.

— Передай всем, кто… кто хочет меня уговорить…

У Альдерегиа мелькнула мысль: «Неужели догадывается?» Мелья смотрел в упор:

— …или хочет облегчить мне жизнь…

«Догадался», — понял Альдерегиа.

— Мне ничего не надо… мне хорошо… — Кожа на скулах, поросшая иссиня-черной бородой, слегка дрогнула. — Я проживу без витаминов и даже без мороженого с кремом…

— Что ты, что ты, зачем тебе твое мороженое, хоть ты его так любишь…

— Мне ничего не нужно, — хриплым, еле слышным голосом перебил Мелья, — даже витаминов, даже витаминов. Понял, Густаво?

Альдерегиа стоял, словно провинившийся ученик. Накануне он решил поддержать организм друга и приказал под видом взятия сока с помощью резинового зонда влить в желудок раствор витаминов. Но Мелья разгадал его хитрость, и теперь он не разрешит даже притронуться к себе.

Как бы отвечая на его мысли, Хулио Антонио вновь заговорил:

— Я предупредил Оливин и этого доктора Барильяса, что никого больше к себе не допущу… ни медиков, ни всяких там лидеров, сам знаешь кого…

Четыре дня назад доктор Оросман Виамонтес согласился быть адвокатом Мельи. И первое, что он сделал, это направил в суд заявление о пересмотре обвинения, основанного на ложных фактах. Ответ не заставил себя долго ждать, и дня через два судебные власти вручили его: Мелью на поруки не отпустят. Все было написано в вежливой форме.

Ответ суда был опубликован в нескольких газетах, что вызвало еще больше негодования. На следующий день у здания Гаванского подготовительного института собралась огромная толпа демонстрантов. Здесь были студенты университета, старшеклассники, рабочие, представители Женского клуба Кубы, члены комитета «За Мелью». Они собрались направиться к президентскому дворцу. Но полиция опередила их. И еще не начавшаяся демонстрация была разогнана.