Л. Мелынин - Николай Некрасов. Его жизнь и литературная деятельность

Этот, как видит читатель, довольно длинный перечень промахов и изъянов при желании можно бы увеличить, но зачем? Что этим было бы доказано? По нашему мнению, только то одно, что высокодаровитый поэт, превосходно знавший русскую действительность и русскую природу, на заре жизни, когда другие юноши еще учатся, спокойно и беспрепятственно развивая свои способности, прошел уже тяжелую школу черной литературной работы, постоянной спешки и лихорадочного возбуждения. Не получив систематического образования, Некрасов по всей справедливости может быть назван гениальным самородком. Указывать на слабости и частные промахи его в доказательство того, что он не был поэтом, – нелепо, дико. Если бы мы захотели привести из Некрасова – в качестве не аргумента, а лишь примера – какое-нибудь стихотворение, отрывок высокой художественной ценности, мы сильно затруднились бы выбором: до того много у Некрасова истинно поэтических, прекрасных стихов и так много каждый из нас знает их наизусть. Но, конечно, читатель с удовольствием перечитает еще раз следующие строки, равных которым по красоте не много знает русская поэзия:

Все рожь кругом, как степь живая,Ни замков, ни морей, ни гор…Спасибо, сторона родная,За твой врачующий простор!За дальним Средиземным морем,Под небом ярче твоего,Искал я примиренья с горем —И не нашел я ничего!..Я твой. Пусть ропот укоризныЗа мною по пятам бежал,Не небесам чужой отчизны —Я песни родине слагал!И ныне жадно поверяюМечту любимую моюИ в умиленьи посылаюВсему привет…Храм Божий на горе мелькнулИ детски чистым чувством верыВнезапно на душу пахнул.Нет отрицанья, нет сомненья,И шепчет голос неземной:Лови минуту умиленья,Войди с открытой головой!Как ни тепло чужое море,Как ни красна чужая даль —Не ей поправить наше горе,Размыкать русскую печаль!Храм воздыханья, храм печали —Убогий храм земли твоей:Тяжеле стонов не слыхалиНи римский Петр, ни Колизей!Сюда народ, тобой любимый,Своей тоски неодолимойСвятое бремя приносил —И облегченный уходил!Войди! Христос наложит рукиИ снимет волею святойС души оковы, с сердца мукиИ язвы с совести больной…Я внял… я детски умилился…И долго я рыдал и билсяО плиты старые челом,Чтобы простил, чтоб заступился,Чтоб осенил меня крестомБог угнетенных, Бог скорбящих,Бог поколений, предстоящихПред этим скудным алтарем!

Напомним еще картину другого возвращения поэта на родину – в начале поэмы “Саша”; также – изображение девичьей тоски по милому в “Коробейниках” (“Хорошо было детинушке”) или горя оскорбленной, поруганной женщины-матери в “Крестьянке” (“Я пошла на речку быструю”). А какие оригинальные, чисто народные картины родной природы встречаются в главном создании Некрасова– “Кому на Руси жить хорошо”!

Весной, что внуки малые,С румяным солнцем-дедушкойИграют облака:Вот правая сторонушкаОдной сплошною тучеюПокрылась-затуманилась,Стемнела и заплакала!..Рядами нити серыеПовисли до земли.А ближе, над крестьянами,Из небольших, разорванныхВеселых облачковСмеется солнце красное,Как девка из снопов.Но туча передвинулась,Поп шляпой накрывается —Быть сильному дождю.А правая сторонушкаУже светла и радостна,Там дождь перестает:Не дождь – там чудо Божие,Там с золотыми ниткамиРазвешаны мотки…

Мы намеренно не называем здесь стихотворений, посвященных памяти мученицы-матери, или таких как “Ликует враг”, “Душно без счастья”, “Баюшки-баю” и т. п., чтобы нам не сказали: в этих вещах пленяет вас не поэзия собственно, а глубина человеческого страдания или высота гражданского чувства… Никакого отношения к этому последнему не имеет, например, следующее, мало почему-то известное, но удивительно поэтическое стихотворение:

Тяжелый год – сломил меня недуг,Беда застигла, счастье изменило;И не щадит меня ни враг, ни друг,И даже ты не пощадила!

Истерзана, озлоблена борьбойС своими кровными врагами.Страдалица! Стоишь ты предо мнойПрекрасным призраком с безумными глазами!

Упали волосы до плеч,Уста горят, румянцем рдеют щеки,И необузданная речьСливается в ужасные упреки,

Жестокие, неправые… Постой!Не я обрек твои младые годыНа жизнь без счастья и свободы,Я друг, я не губитель твой!

Но ты не слушаешь…

Ведь это целая повесть разбитого существования… Видишь воочию эту женщину, ожесточенную долгими страданиями и обидами жизни, измученную подозрениями, утратившую веру в любовь и дружбу…

Жрецы и поклонники чистого искусства не любят Некрасова между прочим за его “тенденциозность”. Но, прежде всего, что такое тенденциозность? Стремление уложить живую жизнь на прокрустово ложе предвзятых мнений и выводов. Разумеется, каждый писатель, каждый художник изображает жизнь так, как она ему представляется, то есть всегда до известной степени субъективно. Если угол его зрения необычен, исключителен, то мы можем получить одностороннее, неверное изображение жизни; и, однако, тенденциозным его можно будет назвать лишь в том случае, если художник сознательно, намеренно извратит истину. Такого намеренного, холодно-рассудочного извращения у Некрасова нет. В этом лучше всего можно убедиться, анализируя его песни “О погоде”, чаще всего подвергавшиеся нападкам критики. Говорят: какая сплошная гипербола! Какие кричащие краски! Вот – погонщик, бьющий поленом заморенную клячу; вот – мчащаяся во весь опор и задевающая за похоронные дроги коляска: “гроб упал и раскрылся”… В нем оказывается труп чиновника, погоравшего четырнадцать раз…

Все больны, торжествует аптекаИ варит свои зелья гуртом;В целом городе нет человека,В ком бы желчь не кипела ключом…

Гипербола, не спорим, налицо, сгущенные, режущие глаза краски – также. И тем не менее в песнях “О погоде” мы видим сильную, горячую, искреннюю лирику. Все дело в том, что автор и не имел вовсе в этом произведении в виду психику и логику здоровых, счастливых людей. К их числу не принадлежал, конечно, в то время, когда слагались песни “О погоде” (1859), и он сам, истосковавшийся по идеалу, издерганный жизнью, которая на каждом шагу с ожесточением била по его туго натянутым нервам. В эти томительно долгие предрассветные годы, когда надежды на близкое обновление то разгорались ярким пламенем, то внезапно гасли и исчезали, жилось особенно тяжело, и Некрасов, и без того мало отрадного испытавший в жизни, в песнях “О погоде” с несомненно глубокой искренностью и верностью действительности выразил тогдашнее больное, желчно-озлобленное настроение петербургского интеллигента, – то настроение, когда при утреннем пробуждении кажется, что “начинается день безобразный, мутный, ветреный, грязный”, когда “злость берет, сокрушает хандра, так и просятся слезы из глаз”…