Уильям Берк - Геринг, брат Геринга. Незамеченная история праведника

Они открыли огонь из пулеметов по тем, кто находился внутри четырех сараев… С сараями разбирались по одному, а вся операция продолжалась до наступления темноты… Когда расстрел сараев длился уже несколько часов, командующие операцией… стали сетовать, что это единственный способ ликвидировать тех, кто внутри; они были раздражены, что не нашлось способа выполнить задачу побыстрее. Они достали нефти и бензина, обрызгали ими сараи и подожгли… Некоторые из тех, кто был внутри, приближались к окну и, чтобы не умереть от огня, просили жестами застрелить их, показывали себе на голову или на сердце… Некоторые женщины выбрасывали в окна детей.[71]

Самого отчима Жака чуть не отправили в один из концентрационных лагерей Антонеску. В одном случае отряд головорезов с удостоверениями ворвался в дом Жака и попытался забрать его отчима с собой. В тот раз была “предъявлена кое-какая сумма денег”, и его отчиму удалось купить свободу. На фоне таких событий и известий о зверствах на северо-востоке стало очевидно, что Бенбассатам больше не безопасно в Румынии. Взяток Альберта Бенбассата и протекции Альберта Геринга навсегда бы не хватило. Поэтому Бенбассаты в очередной раз были вынуждены бежать. Обменяв одного диктатора на другого, они отправились во франкистскую Испанию. Франко в чем-то благоприятствовал евреям Европы. Он учредил программу, по которой евреи испанского происхождения, могущие доказать свои испанские корни, – например, говорящие на языке, – получали право на гражданство. Поскольку отчим Жака был сефардских кровей (из испаноязычных евреев, происходящих с Пиренейского полуострова) и до сих пор умел говорить на старом диалекте испанского, он и его семья получили испанское гражданство. Но, прежде чем отправиться в Испанию, им еще требовалось приобрести румынскую выездную визу, а также транзитные: венгерскую, хорватскую, итальянскую, швейцарскую и французскую (вишистскую). Все эти документы, согласно “списку тридцати четырех”, были раздобыты Альбертом наряду с иностранной валютой для переезда.[72]

На протяжении всей поездки они должны были притворяться испанскими гражданами, то есть говорить только по-испански. Жак изучал язык на занятиях в испанском консульстве в Бухаресте и научился говорить достаточно хорошо. Несмотря на это, вспоминает он, несколько раз в пути ему случилось сбиться на немецкий. К счастью для Бенбассатов, рядом всегда была быстрая рука его матери, чтобы буквально отбить у сына всякое желание говорить по-немецки. Кроме этой и некоторых других проблем, связанных с чилийским паспортом его бабушки (абсолютно поддельным), их путешествие до первого пункта остановки, Венеции, прошло относительно гладко. Кто же ожидал семью Бенбассатов в Венеции с зарезервированным номером в одном из самых больших отелей города? Не кто иной, как Альберт Геринг. “Он просто хотел убедиться, что мы добрались и с нами все в порядке”, – говорит сквозь икоту Жак.

В Венеции они сели на полуночный поезд, который через Милан доставил их в первое безопасное убежище – Женеву. Там они должны были пробыть недолго, однако у отчима Жака открылась инфекция на ноге, и Бенбассаты задержались в Швейцарии. Пока отчима Жака лечили, Гитлер 11 ноября 1942 года зачем-то решил вторгнуться в полусуверенную зону правительства Виши. Это означало, что визы Бенбассатов в одночасье сделались недействительными, из-за чего они так и остались в Швейцарии до конца войны. Благодаря странному стечению обстоятельств инициатива Гитлера неожиданно принесла пользу семье Жака.

Несмотря на незапланированность, Бенбассаты не оказались совсем на мели. Друг оставил им в Швейцарии еще один, последний подарок: “Альберт Геринг помогал переводить валюту, принадлежащую евреям в Румынии и других оккупированных немцами странах, в Швейцарию. И в нашем конкретном случае это позволило нам, прибыв в Швейцарию, уже иметь там банковский счет”.[73]

Аэропорт Гринвилла, сонный во время моего прибытия, теперь представляет собой настоящий сумасшедший дом. Очередь к стойке регистрации тянется почти за пределы здания. Сотрудники авиакомпании одним ухом слушают стационарный телефон, другим – мобильный, а третьим – разгневанного клиента перед собой. Несмотря на эту неразбериху, видимо, ничего не случилось и мой рейс отправляется вовремя. Однако в тот момент, когда я уже оказываюсь на выходе, все меняется. Судя по всему, причина этого хаоса – грозы в Вашингтоне, и из-за них я определенно пропускаю стыковочный рейс в Лондон.

“Когда будет следующий рейс на Лондон с билетами?” – спрашиваю у представительницы авиакомпании у выхода. В ответ: “Как насчет субботы?” Сегодня вторник. Ладно, дадите гостиницу? Нет, потому что они не несут ответственности за форс-мажор. Очередь на снимаемую бронь? Нет, для этого нужно быть в Вашингтоне. А поесть что-нибудь? Нет, в девять вечера все магазины уже закрыты. Я в аэропортовом аду!

Стоит пройти через металлоискатели, и впечатления от разных аэропортов по всему миру становятся одинаковыми: странная ничейная зона между известным и еще не известным. Как и больницы, эти места суть горнила человечества, вынужденное пересечение людей и их маршрутов. Иногда здесь встречаешь трогательную сцену: воссоединения семей и слезные прощания лучше любого голливудского блокбастера. Но окажитесь посреди аэропорта в момент перегрузки, с полным комплектом из раздраженного персонала, придирчивых контролеров и путешественников, склочничающих из-за возможности вырваться отсюда, и вы гарантированно сможете лицезреть все худшее, что есть в человеческой природе. Таков и аэропорт Гринвилла в неудачный день. И хотя не может быть никакого сравнения, почему бы именно здесь не поразмышлять об одном из самых низких падений человечества в xx веке.

Смотря, как мои попутчики ведут себя все хуже и хуже в ответ на усугубляющийся хаос, я понимаю, что постоянно возвращаюсь к истории, держащей меня уже долгие годы, – истории Альберта Геринга. От рассказанного Жаком, всей этой информации об Альберте у меня гудит голова. У Жака было шестьдесят с лишним лет, чтобы поразмыслить о нацизме и о том, почему Альберт боролся с режимом на фоне преобладающего бездействия остальных. Что толкнуло Альберта пойти наперекор обстоятельствам, рискуя своей свободой и даже жизнью? И почему он шел на это не только ради близких друзей, но и ради совершенно незнакомых людей?

Жаку случайно удалось узнать ответ на одном из семейных праздников Бенбассатов с участием Альберта в Альпах. В какой-то момент Альберт спросил его, как он понимает дружбу. Жак, тогда еще неискушенный подросток, ответил: “Ну, знаете, дружба – это когда вам приятно в чьей-то компании, нравится проводить с ним время”. Улыбнувшись и покачав головой, Альберт прошептал Жаку на ухо: “Гораздо больше. Друг – это тот, кто рискнет своими деньгами, своей безопасностью, даже своей жизнью, когда ты в нем нуждаешься”. Альберт, по-видимому, видел друга в каждом.