Георгий Захаров - Я - истребитель

Ранним мартовским утром на аэродроме началась неспешная жизнь. Достаточно было поднять голову, чтобы стало понятным - этот день, как и предыдущий, не внесет ничего нового в наш аэродромный быт. Горы прятались в облаках. Стоял легкий туман. Каждую минуту мог начаться дождь со снегом, который порядком нам надоел за последние дни.

Неожиданно приехал Смушкевич. Его приезд насторожил. Наш старший авиационный командир в Испании никогда бесцельно по аэродромам не ездил, да еще в столь ранний час. Следовательно, надо ожидать задания. Но какое задание может быть по такой погоде? Очень быстро я узнал какое.

Срочно требовались разведданные. Причина такой поспешности была непонятна. А еще непонятнее была необходимость разведать северо-восточное направление!. Мы туда почти никогда не летали. Фронт был развернут на юго-юго-запад, а тут, значит, надо проверять почти диаметрально противоположное направление глубокие тылы...

Особенность фронтовой жизни в том и состоит, что самые неожиданные приказы воспринимаются как обычные. Северо-восток так северо-восток. Командованию, как говорится, виднее. Для разведки выделено мое звено. Небольшая задержка: обсуждается вопрос, надо ли лететь звеном. Звено может привлечь к себе внимание. И потом, в такую погоду можно потеряться, тем более что направление новое. Поэтому мне приказывают лететь одному. На всякий случай Смушкевич спрашивает: "Не заблудится?" "Нет", - отвечает командир.

Я не боялся потерять ориентировку, потому что разведку предстояло вести вдоль крупных дорожных магистралей, Что там, на этих дорогах, могло вызвать столько беспокойства? Что-то вызвало, если сам Смушкевич приехал на аэродром ни свет ни заря...

Я шел, прижимаясь к горам, в стороне от Сарагосского шоссе, которое мне следовало просмотреть. Но я не хотел быть обнаруженным раньше времени, поэтому сначала решил забраться на северо-восток стороной, а возвращаться над шоссе на бреющем.

Когда вышел на магистраль, был просто ошарашен! "Вот тебе и "тихое" направление", - подумал я и почувствовал острое беспокойство: на много километров шоссе забили войска, которые сливались в одну очень длинную колонну. Голова колонны упиралась в небольшой городишко. Десятки и сотни автомашин, фургонов, повозок, пушек, каких-то странных броневиков (за броневики в неясном утреннем свете я принял легкие итальянские танки и танкетки). Такое количества техники, скопившейся на дороге на притяжении нескольких километров, мне еще не приходилось видеть. Все это безмолвно застыло на шоссе. Людей не было видно - солдаты спали.

Я несся назад, как в лихорадке: колонны были нацелены на наш аэродром. Правильнее будет сказать, что нацелены они были на Мадрид, но наш аэродром находился как раз на пути их следования. Всю эту массу техники от нас отделяло пространство в каких-нибудь шестьдесят километров. На войне шестьдесят километров могут стать непреодолимыми, но в то утро между нами и обнаруженными войсками стояли только редкие республиканские посты и заслоны.

Наземной обстановки я толком не знал. Мы, летчики, наземную обстановку изучали в зависимости от задачи на вылет. И если вникали в детали, то это относилось к определенному и достаточно узкому участку. Поэтому я хоть и всполошился, увидев колонны противника, однако всей серьезности обстановки не представлял. Только много лет спустя я узнал, насколько неожиданно для республиканского командования возникла эта угроза с северо-востока.

В начале марта 1937 года Муссолини направил на поддержку Франко экспедиционный корпус, состоящий из четырех дивизий. Дивизии по тем временам были прекрасно оснащены оружием и средствами передвижения. Многие части имели опыт боев - они были переброшены из Африки.

Передовые посты республиканцев, видя, что перед ними разворачиваются свежие неприятельские части, не торопились информировать об этом командование. Они явно недооценивали опасность. Сказалась неопытность младших республиканских командиров. Вспоминая ход боев на гвадалахарском направлении, дважды Герой Советского Союза генерал-полковник А. И. Родимцев позже писал: "Между тем от передовых частей 12-й дивизии все чаще и чаще стали поступать сведения о том, что итальянский корпус действительно перешел в решающее наступление. Только после этого в направлении Альгора - Сигуэнса была выслана авиаразведка, которая к 13 часам 8 марта донесла, что на французском шоссе обнаружены автоколонны и большое скопление пехоты и танков"{1} .

Не помню точно, в какой именно день - 7 или 8 марта - я получил задание от Смушкевича, но, вероятно, Александр Родимцев, пробывший на гвадалахарском направлении от первого дня до разгрома экспедиционного корпуса, лучше меня знал последовательность событий. А я же хорошо запомнил, что первый вылет на разведку в тот день произвел рано утром. За этим вылетом последовали другие, и в тот день к этому шоссе я летал беспрерывно.

...Когда вернулся, эскадрилья уже была готова к заданию. Я доложил о результатах разведки, и это, очевидно, было не новостью, а подтверждением. Мне тут же было приказано вести группу на штурмовку. Ведомыми у меня шли Локадий и Пузейкин.

И вот летим известным мне маршрутом. Показалась колонна. Снизившись до бреющего, начали бить по машинам из пулеметов. Шоссе ожило. Сонные итальянцы выскакивали из машин и фургонов в чем были и разбегались кто куда. Внезапность налета ошеломила их. Они метались под пулеметным огнем, даже не пытаясь отстреливаться. А И-15 носились над колонной, исхлестанной свинцовыми бичами. В колонне возникли пожары - нам удалось зажечь несколько машин.

Израсходовав боекомплект, мы вернулись на аэродром. Когда приземлялись, другая группа И-15 уже была готова к взлету. Мне заправили самолет, и я снова пошел в качестве ведущего группы, но в штурмовке участвовать не стал, поскольку имел задание привести группу и немедленно возвращаться назад.

Над Сото появилась эскадрилья бомбардировщиков Р-5, которой командовал Константин Гусев. Мне предстояло на этот раз лидировать их.

А что же республиканское командование? Оно спешно перебрасывало батальоны на гвадалахарское направление. На это, конечно, требовалось время, и в течение первых дней сражения наша авиация сыграла важную роль в сдерживании неприятельских колонн. Несмотря на плохую погоду, наши самолеты беспрерывно бомбили и штурмовали колонны экспедиционного корпуса. Преимущество республиканцев в воздухе в этой операции было очевидным. И когда ход сражения был изменен в пользу войск республики и началось преследование отступающего противника, авиация вновь отличилась, добивая остатки фашистских дивизий. В результате двухнедельных боев итальянский экспедиционный корпус понес большие потери. Угроза с северо-восточного направления была ликвидирована.