Геннадий Аксенов - Вернадский

Здоровье Наталии Егоровны оказалось подорвано родами. Требовалось лечение, лучше всего на заграничных курортах.

Всю осень Вернадский обрабатывал результаты летних походов. А вскоре они с приехавшим Энгельгардтом сделали большой доклад на заседании Вольного экономического общества. Докучаев радовался за своего ученика. Но, увы… Диссертация не состоялась. Она превратилась лишь в большую статью «Фосфориты Смоленской губернии», напечатанную в трудах общества.

Конечно, Докучаев не мог не одобрить выбор Вернадского, его поиск более серьезного и более самостоятельного дела. Он ходатайствовал в совете университета о командировке Вернадского за границу.

Шестнадцатого марта 1888 года поезд увозил хранителя минералов в Вену. Перед Вернадским раскрывал свои двери ученый мир Европы.

Глава пятая

«У МЕНЯ ПОЯВЛЯЮТСЯ РУКИ»

Через сутки Вернадский прибыл в Вену. Но, правда, там было уже 29 марта, а не 17-е, как в России. В те времена путешественники вынуждены были переходить с одного календаря на другой при пересечении границы с Европой.

Он наметил ехать в Неаполь, думая устроиться в университет к минералогу Скакки, которого знал по печатным работам. Но, добравшись до Неаполя, обнаружил, что Скакки уже не преподает по старости.

Тогда молодой человек направил стопы в Мюнхенский университет, к светилу европейской кристаллографии профессору Паулю Гроту, обладавшему большим весом среди европейских ученых. Вернадский принят на стажировку. Гроту в его лаборатории для «комплекта» как раз и не хватало русского.

Действительно, путешественник обнаружил полный интернационал стажеров со всех концов Европы. Тут собрались шведы Рамзай и Юргенсон, хорват Юринац, итальянец Бруньялетти, англичанин Абрахоль и немцы из иных земель Германии, которые в Баварии не меньше иностранцы, чем другие. Всегда быстро сходившийся с людьми, Вернадский вскоре подружился с Гансом Дришем, будущим очень известным немецким биологом, и Абрахолем, талантливым, но, к сожалению, рано умершим минералогом.

Грот отдал Вернадского на выучку к прекрасному специалисту Мутману, одному из тех, кто оправдывал звание кристаллографии как науки точной, а славу немецких лабораторий как образцовых. Все, кто хотел научиться точности в работе с кристаллами, новым методам, новым приборам, ехал сюда. Вообще кристаллография очень отвечала немецкой любви к орднунгу. Здесь не очень доверяли воображению. Ценили точность и скрупулезность. Все должно быть доказано инструментально и математически. Вот уж подлинно «схоластические», далекие от практической пользы кристаллы, удовлетворявшие чистую любознательность.

Вскоре Вернадский сообщает жене (которая осталась с ребенком пока в Петербурге и которой он писал через день длинные письма): «У меня появляются руки». Он овладевал методикой.

По вечерам вся многоязыкая компания собиралась в кафе «Луитпольд», хозяин которого, зная своих посетителей, выписывал газеты из всех стран Европы. Вернадский, со своей страстью к чтению, погружается в европейские проблемы — от политических до культурных.

Бывало, здесь разгорались споры, как научные, так и не вполне. Вернадский описывает, например, пикировку немцев из разных земель, которые хоть и объединены Бисмарком, но еще не чувствуют своего единства.

Однажды возник спор о едином научном языке. Некоторые доказывали, что пора вернуться к латинскому языку, объединявшему когда-то ученых людей всех стран. Другие называли немецкий язык, что вполне понятно по обилию обучавшихся здесь стажеров. Вернадский отстаивал английский и время доказало его правоту.

Двадцать третьего июня Грот устроил экскурсию в горы с минералогическими целями. Сохранилась прекрасная фотография, снятая, по-видимому, перед выходом. Специальной полевой одежды тогда не существовало, о намерении отправиться на природу говорили только веточки и листья в тирольских шляпах да геологические молотки в руках. В центре группы с довольно-таки гордым видом восседает Пауль Грот. Еще бы не гордиться! Такой выводок молодежи — цвет будущей науки.

Через несколько месяцев работы Вернадский уже сделал с Мутманом работу, напечатанную в журнале Грота. «Небольшая, но прекрасная!» — отозвался о ней профессор. И это правильно, важны не масштабы, а точность. Наука ведь в принципе не что, а как.

Двадцать восьмого июля (по европейскому стилю) закончился семестр в университете, и Вернадский решает предпринять большое путешествие по известным минералогическим музеям и горным районам Европы. Уж если быть минералогом, нужно собственными глазами увидеть здешние минеральные богатства и вообще прикоснуться к старым камням городской Европы не только в музеях.

Часть пути они сговорились с Красновым проделать вместе.

Легко проследить его путь по карте Швейцарии и сопредельных стран, поскольку и с дороги он через день пишет жене.

Тридцать первого июля едет в Австрию, в Зальцбург. На родине Моцарта его интересуют музеи с богатыми коллекциями. На другой день он в Инсбруке. 4 августа переезжает в Швейцарию и два дня посвящает Цюриху, изучая богатейшие минералогические и иные коллекции музеев политехникума и университета под водительством профессора Гейма. 6 августа делает бросок на север, в кантон Шаффгаузен, к знаменитому водопаду на Рейне. Дождался ночи и увидел феерическое зрелище: водопад, подсвеченный электричеством.

Девятого августа Владимир Вернадский прибывает в Базель и здесь ожидает Андрея Краснова. Тот приезжает на следующий день, и друзья сразу же отправляются в путь… пешком. Они идут через горную цепь Юры на юг, к Женевскому озеру. 11 августа приходят в Берн, затем следуют в Гриндельвальд, Фиш, Бриг. Через неделю они увидели перед собой Женеву. Здесь задержались, а потом двинулись далее, все тем же пешим порядком.

Двадцатого августа приходят в Лион. Целый день сидят в библиотеке, а на другой день осматривают археологический и художественный музеи, ботанический сад — лучший из ими виденных. Внимательно изучают не только природу и музеи, но и общественную жизнь. Во Франции идут выборы, и Вернадский замечает: «Все это заставляет сильно задумываться над теми формами местного самоуправления (в них, мне кажется, весь вопрос), какие могут и должны быть даны для лучшей жизни страны»1. И действительно, вскоре, буквально через три года, этот вопрос станет для него первостепенным в русской жизни.