В. Классен - Фердинанд Лассаль. Его жизнь, научные труды и общественная деятельность

С другой стороны, не дремали и австрийцы. Они старались убедить немцев в том, что с усилением могущества Франции на юге Рейну угрожает неминуемая опасность, что, следовательно, немцам приходится защищать Рейн на берегах По. Несмотря на то что доводы наполеоновских агентов совпадали с главными пунктами программы так называемой младонемецкой партии, девизом которой была объединенная во главе с Пруссией Германия, исключая Австрию, – эта партия в своем большинстве высказалась против Франции. Многие из видных ее представителей утверждали, что поддерживать поход Наполеона – значило бы помогать осуществлению планов и интриг ненавистного им Наполеона. Поэтому они требовали войны против Франции, заявляя, что итальянцы до тех пор не могут рассчитывать на их поддержку, пока будут находиться под протекторатом французского самозванца. Правительство же пока держалось вполне нейтрально.

В этом вавилонском столпотворении наречий и мнений возвысил свой голос и Лассаль, выпустив в свет в конце мая 1859 года анонимную брошюру «Итальянская война и задача Пруссии. Голос демократа». По языку, по силе логики и аргументации в ней тотчас же узнали ее автора, который, впрочем, скрыл свое имя лишь для того, чтобы обеспечить брошюре беспристрастный прием со стороны общества. Уже спустя две недели весь тираж был раскуплен, поэтому Лассаль напечатал ее вторым изданием, на сей раз под своим именем. Брошюре этой он предпослал эпиграф из Вергилия: «Flectere si nequeo superos, Acheronta movebo» («Если мне не удастся повлиять на богов, я приведу в движение Ахерон»). Этот эпиграф выражает как нельзя более верно всю, как явную, так и внутреннюю, скрытую тенденцию этого политического памфлета. Посмотрим же, в каком направлении хотел он повлиять на «богов»? Или же, в случае неудачи, – куда и как он стремился направить течение «Ахерона»?

Как истинный политический деятель умеет всякий раз сосредоточивать все свое внимание и все силы на решении вопроса, который он и сам рассматривает лишь как один из частных пунктов своей программы, Лассаль концентрирует все свои помыслы на достижении объединения немецкого народа, считая это одним из неминуемых этапов на пути к осуществлению его заветных идеалов. Эту ближайшую цель своих общественных стремлений он делает теперь центральным пунктом своей политической агитации. Она послужила Лассалю, как мы уже видели, канвой для длиннейшей драмы; эту идею он пропагандирует потом в монографии о Фихте, рассматривая ее как политическое завещание великого философа; ее он выдвигает на первый план и в вышеупомянутой брошюре как центральную ось, вокруг которой вращаются все интересы и все проблемы данного исторического момента. Базисом его аргументации служит демократический принцип, «почва и жизненный источник которого есть принцип свободных национальностей. Без него демократический принцип лишается всякой опоры… Национальный же принцип коренится в народном духе, в его праве на самостоятельное историческое развитие и самоопределение». Единственным ограничением этого общего правила служат те «народы, которые не могли собственными силами дойти до исторического существования», или же те, которые остановились в своем историческом развитии и тем самым «дали возможность более прогрессивным соседям овладеть некоторыми частями их территории и ассимилировать их, к вящему удовольствию этих частей». В силу этого принципа он приветствует героическую борьбу итальянцев за свое освобождение из-под австрийского ига. Во имя этого принципа он оправдывает помощь Наполеона III Италии. Какие бы личные мотивы ни руководили им, – он борется в данном случае за правое дело, осуществляя этим прежде всего и желание французской демократии. Поэтому было бы непростительно из-за ненависти к Наполеону поддерживать Австрию в ее узурпаторских предприятиях. Он, Лассаль, сам как нельзя более ненавидит французского выскочку, но ведь в истории Австрии не меньше, если не гораздо больше, черных, кровавых пятен. Австрийский орел ведь только хищничеством и живет, подавив целый ряд славянских и других национальностей, подчинив себе большую часть Италии. Австрия есть полное, законченное воплощение реакционного принципа, заклятый враг свободы народов. «Мы бы хотели видеть того негра, который, будучи поставлен рядом с Австрией, не показался бы нам блондином!» – восклицает наш автор в порыве своего негодования. К тому же нет более неопровержимого факта, как тот, что достижению объединения Германии препятствовал исключительно лишь антагонизм между Пруссией и Австрией. Ввиду этого итальянская война не только освящается всеми принципами демократии, но является жизненным интересом немецкого народа. Ввиду этого не поддержка, а, напротив, полнейшее устранение Австрии с исторической арены должно быть лозунгом Германии. Инициатива в этом великом национальном деле принадлежит Пруссии. Поэтому ее программа-минимум должна гласить: «На основании принципа национальности Наполеон переделывает карту Европы на юге; прекрасно, – мы сделаем то же самое на севере. Наполеон освобождает Италию; очень хорошо, – мы в таком случае возьмем Шлезвиг-Гольштейн». И в то время, как разрушение пестрого австрийского государства уже началось, Пруссия должна воспользоваться этим благоприятным моментом для того, чтобы под своей эгидою совершить объединение немецкого народа. В этой войне за Шлезвиг-Гольштейн, – войне, которая послужит исходным пунктом для объединения Германии, – немецкая демократия, по его мнению, «готова будет нести даже прусское знамя». Если же голос демократии не будет услышан, «если Пруссия будет медлить и ничего для этого не предпримет, то она этим еще и еще раз докажет неспособность немецкой монархии к национальному подвигу». Но если правительство вовлечет немцев в войну с Францией – без прямого нападения с ее стороны или же присвоения Наполеоном итальянской территории, отвоеванной у Австрии, – то демократия – «волны Ахерона» направятся против него…

Нельзя не сознаться, что требование Лассаля гегемонии Пруссии и его увещевания приводят в недоумение всякого, кто знает, с какой ненавистью наш автор раньше говорил и писал о Пруссии, как язвительно осмеивал он позднее прогрессистскую партию за ее желания и надежды «видеть в прусском правительстве – в политическом отношении самом отсталом – Мессию германского возрождения». Очевидно, здесь что-то неладно. Однако напрасно, упрекая злонамеренных Маркса и Энгельса в интернационализме, ставят им в пример доброго Лассаля, который будто бы, вопреки им, был «истым немецким патриотом, националистом и даже пруссаком чистейшей воды». Конечно, нельзя не понять «истых немецких патриотов» в их ликовании, но это ликование оказалось чересчур поспешным – и, к сожалению, им вскоре пришлось жестоко разочароваться. Внимательно разобравшись в теории и тактике политической деятельности Лассаля, приходится сознаться, что и здесь у них war der Wunsch der Vater des Gedankens (желание породило мысль). В письмах Лассаля к Марксу – их переписка в то время была самая оживленная – мы находим ключ к разъяснению этого недоразумения. Прежде всего здесь мы видим, что национальный вопрос существовал для Лассаля лишь постольку, поскольку решение его в желательном смысле стояло в непосредственной связи с его общими интернациональными целями. Что же касается тактики его в данном вопросе, то вся она вытекает из того заблуждения, в каком находился в то время Лассаль. Дело вот в чем. Из источников, которые он считал вполне достоверными, но которые на самом деле были мистифицированы, Лассаль узнал, что прусский принц-регент окончательно решил выступить против Франции. Это стало для него несомненным фактом. Ввиду этого он стремился во что бы то ни стало воспрепятствовать тому, чтобы прусское правительство привлекло на свою сторону и общественное мнение. Лассаль старался своей брошюрой дискредитировать эту войну в глазах общества, обратить общественное мнение против прусского правительства и разрушить раз и навсегда популярность его и доверие к нему народа. А в случае, если такая война примет неблагоприятный оборот для одной из воюющих немецких держав, – что, в особенности при отсутствии поддержки со стороны народа, вполне вероятно и возможно, – она тем вернее и скорее повлечет за собою противодействие со стороны оппозиционных партий и недовольного народа. Следствием же такого оборота дел должно явиться более или менее целесообразное объединение и возрождение Германии. В надежде именно на такой исход Лассаль в глубине души даже желал «непопулярной» войны Пруссии против Франции. В одном из писем к Марксу, от 27 мая 1859 года, мы читаем: