Павел Моренец - Смех под штыком

Тут приехали стражники; видят — безобразие: свадьбу справляют, а их не зовут, — как взяли их в шоры! Как подняли стрельбу! Зеленые — за винтовки и бежать. Понеслась свадьба в ущелье, доканчивать самогон. Невеста, при фате и цветах, — догонять жениха. Куда ей теперь: ни девка, ни баба. Прибежал и Петренко. И Узленко увязался. Поместились в землянках — приготовили их еще раньше, — живут день, живут другой. Зеленые уже отрезвились. Видят — молодой старик к ним прибился, в обед, в завтрак за ложку берется; позови, не позови, все равно налопается: не сдыхать же ему тут. Только им это дело не нравится: между своими чужак затесался. Что за человек? У одних руки чешутся: шлепнуть уж очень охота. Другие советуют просто выгнать. Видит Петренко — войско его разлагается, от страху полыхается, — подозвал Узленко, советует: «Иди ты от греха, добывай связи, а потом приходи; к тому времени я свои вооруженные силы перевоспитаю». Неохота была Узленко итти: зима наступила, норд-ост разгулялся. А ну, полазь в такую погодку по горам.

Тут старичок под’ехал, шустрый такой, смекалистый, богобоязливый:

— Тебе что, не в Пшаду? И я в Пшаду. Поидемо вместе.

Ничего не оставалось, как согласиться. Засунул свой универсальный магазин с крестиками и сосками за пазуху — и полез на повозку.

Однако его испытания только начались. Старичок хотел его представить властям — удрал от него Узленко. Забрался в глушь гор, в Холодный родник — накормили жители, дорогу указали, а тем временем послали на Лысые горы, предупредить: «Так и так, мол, идет человек неведомый — как бы не шпиён». Другие решили проще: «Лысые горы сами по себе, а мы сами по себе. Надо его встретить в лесу и в расход пустить». Вышел старик, заметил, что следят, дошел до кручи — и в кусты. На Лысых горах еще хуже получилось. Там девушка предупредила. Там целую погоню вслед выслали. Ночевал на снегу, напоролся на стаю волков, да с перепугу так гикнул, что самих напугал. Спустился к Адербиевке — едва греки не выдали. Спасибо, что по-гречески понимал; подслушал их разговор — и давай по кустам скакать. Чудно́е время настало, обозлился как народ — одни с правой, другие с левой стороны норовят тебя садануть. Надо, пока еще жив, прибиваться куда-либо. Пошлепал старик на Кубань — там народ поприветливей. Долго лазил по горам и лесам, пока не встретил знакомых. Указали. Под Варениковской в Темных буках стояла группа зеленых. Нашлись и там знакомые. Приняли старика — и прижился у них.

Лист опал, зима наступила. Беда, если белые узнают, где скрываются зеленые. Нападут — куда бежать? По следу из любой дыры за ноги вытащат; в горах снег, тропинки занесло, оступишься — и покатился под обрыв, в горы в этих местах скалистые. Спугнули из землянок, забрали продукты — где будешь ночевать, где прокормишься? На гарнизоны нападать — слабы; «буржуев» трусить — нехорошо; зайти в чужую деревушку — свои прогонят, чтоб не ломал им конспирацию, а нет — перестреляют, как шпиков. Беда зимой. Забиваются на зиму зеленые в свои норы, нужду переносят и ждут весну, ждут пока лист распустится.

Но этот капитан Кальбач в самом, что называется, январе, когда из конуры собаку не выгонишь, вздумал выгнать непобедимое войско зеленое из Левой щели. Товарищ Петренко — пламенный оратор:

— Как он смеет, сука этакая, нас тревожить? Мы ж его, стервеца, пока не трогаем — ну, и сиди, жди свою очередь. Проучить его, недоноска, нужно!

Ну, а зеленым что: итти, так итти. На то они и зеленые, чтобы кровью завоевывать себе свободу. Войско у зеленых здоровое, 50 бойцов. Сколько было у Кальбача — история молчит. Много. Сдвинулись два вражеских войска: кто — кого? Два дня друг друга ищут, друг вокруг друга ходят, а найти не могут. На третий день узнал товарищ Петренко, что облава — наверху Афипских хуторов, и отдает своему непобедимому войску приказ: двинуться на врага. Но зеленые не так, чтобы с кондачка взять да и двинуться: может-быть, еще поискать облаву; может-быть, она еще где находится, может-быть… Да мало ли что может быть: попробуй-ка, сунься; два дня по горам лазали — все мокро, измучились; тут бы подсушиться, обогреться, подшамать, потому что жрать-то ведь надо, а ему: в бой. В бой они всегда успеют, и так хорошо навоевались, а только семьи на кого покинут? Тут боевой партизан набирает смельчаков и двигает. Куда? А чорт его знает. Раз не уломать всех, он сам пойдет на облаву, засаду где-нибудь устроит на скале — и перекрошит белых. Чтоб знали с кем имеют дело.

Видит товарищ Петренко, войско его, вроде как бы, убавилось. Уговорил он двух боевых ребят пойти в разведку. Клюнуло! Пошли! Непобедимое — за ними! Идет войско один за другим, друг друга за полы хватают. Глянешь — ни головы, ни хвоста не видно. В горах всегда больше войск кажется. Идет войско, еле ногами двигает: устали ведь ужасно, а тут целых четыре версты на гору подниматься. Товарищ Петренко — впереди, подбадривает, понукает:

— Вперед, товарищи, смелей! Будут сегодня патроны, будут винтовки. Сиромаху повидаете: небось, соскучились по нем. Вперед, товарищи, не полыхаться!

А Сиромаха — помещик. Тоже увязался за облавой. На волков их уж не водится. Псарни у помещиков вывелись. А вот облавы на людей стали в моде. Любопытно: впечатление должно быть еще острей, потому что самому опасность грозит…

Вылезли зеленые на гору — брюхо кверху; надо отдышаться, а то запалиться на-смерть можно. Лежат, тяжело дышат. Подниматься не торопятся. Выбрал им товарищ Петренко место скрытое для засады, приказал не двигаться вперед, против чего возражений не последовало, и сказал: как только он даст сигнал — стрелять по облаве. Да не пугаться: облава пойдет ниже.

Отправился Петренко вместе с храбрым своим вестовым вперед. Прицелился в бинокль, видит — собирается облава в поход: солдаты шинели одергивают, винтовки на плечи вскидывают, патронташи на поясах поправляют.

Вышли. Растянулись гуськом — в горах иначе нельзя: по тропинке и двум не пройти рядом. — Идут ниже нашего войска непобедимого. Войско замерло: один исход, стрелять по противнику и гнать. А сам побежишь — он погонит. Только дошла середина цепи облавы под цепь непобедимого, товарищ Петренко рукой машет: дескать, сейчас дам условный сигнал — и как трахнет из винтовки! Как из пушки! Цепь зеленых, — как сыпнет из своих разнокалиберных! Раскатилось эхо по горам, будто тысяча чертей покатывается со смеху. Облава — бежать! Непобедимое — за ними! — и поскакало, и поскакало… Белые — в ужасе. Что за черти, зеленые: прыгают через кусты, шаги у них саженные! — и давай сами ходу прибавлять; оно и в самом деле: под гору, как сиганешь! — и две сажени отхватишь. «Караул! — кричат — спасайся!». Помещик Сиромаха — впереди. Хохочут зеленые, задыхаются от смеха; сам товарищ Петренко схватился за живот, присел от боли, точно у него родовые схватки начались! Победа! Непобедимое не подкачало! Гонятся зеленые, скачут; кто от смеху кубарем катится, кто чечотку выбивает, а сам нет-нет и бабахнет из своей пушки.