Лев Успенский - Письма последних лет

Перед составителями однотомника была непростая задача: что и как отобрать из прозы Л. В. Успенского, чтобы читатель, особенно молодой человек, впервые открывающий для себя этого писателя, составил о нем достаточно полное представление. Ведь произведения Л. В. Успенского образуют целую библиотеку. И дело не только в их количестве: от детективного романа «Запах лимона», давно ставшего библиографической редкостью (он вышел в 1927 году в харьковском издательстве «Космос»), до последних книг, изданных при жизни писателя, — «Беда с этим козликом. Рассказы о правописании», «По закону буквы» — десятки наименований. Дело еще и в том, что чтение прозы Л. В. Успенского приобщает человека к различным областям знаний — истории и географии, археологии и языкознанию.

Особенно широкую известность получили книги Л. В. Успенского по лингвистике. «Слово о словах», «Ты и твое имя», «Имя дома твоего», этимологический словарь школьника «Почему не иначе?», «По закону буквы» вместе с многочисленными статьями, очерками о культуре речи образуют единственную в своем роде научно-беллетристическую эпопею о жизни русского языка, сложной, долгой, изменчивой, полной драматизма, а порой и курьезов. Из этой эпопеи в однотомник вошли реже других издававшиеся: «За языком до Киева» («Загадки топонимики») и «Хорошо или правильно?» («Культура речи»). По ним можно судить о стиле языковедческой прозы писателя, об особенностях рассказа, приемах раскрытия темы и т. д.

В союзе Успенского-исследователя и Успенского — художника, писателя, беллетриста функции, как можно заметить, всегда строго распределены. Мысль ученого руководит композицией книг, определяет их ясную, такую четкую — в чтении — конструкцию, систематизирует огромный многоязычный материал, ведь родной язык у Л. В. Успенского показан в сложных взаимоотношениях с языками — соседями, родственниками, свойственниками, предками. Писатель приглашает к исследованию законов языка, вовлекает широкого читателя в самый процесс исследования, увлекает, будит творческую мысль. Он разговаривает с читателем, строит повествование по принципу цепочки вопросов — и отвечает на них, но не единолично, а опираясь на мнение своих союзников, единомышленников, людей самых разных профессий, которые благодаря писателю стали внимательнее, бережнее к родному языку, уважительнее в повседневном обращении с ним.

Л. В. Успенский пишет о трудном просто, ясно, обнажая суть проблемы:

«…Иностранцам часто кажется, что русским просто живется — ставь ударение, где вздумаешь. На деле наше положение несравненно сложнее, чем, скажем, у француза или турка. Русскому человеку приходится „в голове держать“ бесконечное разнообразие мест ударения, не подчиняющееся никаким видимым правилам. В самом деле, если лошадь — лóшадь, то маленькая лошадь должна быть лóшадка, а она почему-то лошáдка. Почему?»

Писатель не уходит от этих многочисленных, на каждом шагу возникающих «почему?». Лингвистическая проза Л. В. Успенского приобщает людей к прекрасному и очень нелегкому труду по добыванию научной истины.

Ученые-лингвисты высоко ценят научную сторону лингвистической прозы Л. В. Успенского. На вечере памяти писателя в Центральном Доме литераторов 25 апреля 1980 года Л. И. Скворцов, доктор филологических наук, заведующий сектором культуры русской речи Института русского языка АН СССР, говорил о том, что в своих книгах Л. В. Успенский дает не полунауку, а науку целиком, говорил о научной достоверности, первичности материала в словарях, которые писатель составлял (словарь летчиков, этимологический словарь школьника и т. д.). Выступавшие на вечере высказывались о том, что Л. В. Успенский достойно нес звание писателя-филолога, весьма уважаемое в России, если вспомнить имена В. И. Даля, Н. С. Ашукина, а ближе к нашим дням — Л. Я. Борового, Б. В. Казанского и др.

Однако пропаганда науки всегда была для Л. В. Успенского, по его признанию, искусством. Характерно, что К. А. Федин, например, назвал «Слово о словах» не трактатом, не исследованием — «увлекательной повестью о своеобразных „приключениях“ слов в истории русского и других языков». В книгах Л. В. Успенского вершит свой праздник вдохновенная поэзия науки. Рассказ о жизни языка, об именах людей и географических названиях (топонимах), даже о такой прозаической материи, как правописание, то лиричен, то патетически приподнят, то блещет юмором. Писатель как бы перелагает на язык природы звучные и загадочные географические имена, говорит о сибирских речках, что они «бегут по тайге и по карте, как стайка веселых лесных девчонок, и шумят, и журчат по-своему». Он пишет о любопытных явлениях топонимики, пользуясь образами «морскими», «речными», «снежными»: «поземка ничего не означающих слов, имен без тени значения», которая «запорошила просторы нашей Родины»; «дождь географических имен»; язык народа, «обкатывающий и оглаживающий» при бесчисленных повторениях названия, которые состоят из нескольких слов, «как морской прибой обкатывает остроугольные камешки, превращая их в круглую гладкую гальку». Писатель не перегружает подобными метафорами текст, они уместны в рассказе о причудливых именах, нанесенных на карту Родины, неотделим от размышлений о природе страны, о ее людях.

Перечитывая лингвистические работы Л. В. Успенского, мы находим там — в поэтическом, образном выражении — идеи, удивительно созвучные дням сегодняшним. Есть в США озеро «Лак-Ки-Парль» («Озеро, которое говорит»), имя озеру давал француз («…в нем — ропот маленьких волн в береговых корнях, свист ветра в тростнике, крик утки в утреннем тумане…»). И есть в верховьях суровой северной русской реки отвесный утес по имени Говорливый камень.

«Как жаль, — размышляет писатель, — что эти два имени разделены континентами и океаном, что Говорливый камень не может побеседовать с озером, которое разговаривает… А может, не жаль? Может быть, это радостно, что и там, и тут, в Европе и Америке, человек создал такую похожую красоту имен».

Родство имен — родство людей на земле — мирное сотрудничество государств — вот мысль-основа многих страниц языковедческой прозы Л. В. Успенского.

Работы Л. В. Успенского о языке пробуждают интерес человека к истории, уважение к прошлому. Географическое имя, говорит писатель, — это «надпись на могильной плите, полуистершийся священный иероглиф — драгоценная памятка прошлого», это «экспонат великого музея топонимики». Какой величавый, торжественный образный ряд! Так не случайно: ведь топонимы любой страны, нашей в частности, рассуждает писатель, — ценности исключительные. Они хранят память о прошлом народа, об истории Родины, иное географическое имя — как окошко, через которое «можно заглянуть в жизнь», протекавшую несколько тысячелетий назад. С именами городов, рек, селений нельзя обращаться беззаботно, своевольно менять их, безграмотно искажать. Восстановить географическое название так же трудно, как фреску работы Андрея Рублева или Феофана Грека.