Б Соколов - Михаил Тухачевский - жизнь и смерть Красного маршала

Несомненно, Железная дивизия Гая в тот момент еще далеко не оправдывала будущего громкого названия. Тухачевский понимал, что только успех может придать необходимую стойкость, предотвратить панику и разложение. При этом молодой командарм был глубоко убежден, что все его операции - блестящи, а соседние армии всегда обязаны вовремя приходить ему на помощь. Тухачевский словно забывал, что в гражданской войне приказы особенно часто не исполнялись в срок (да и в любой войне редко когда все идет по плану), а связь работала очень скверно. И, конечно, вспоминая о первом своем славном боевом деле, как и подавляющее большинство полководцев, не избежал поэтических преувеличений. Ни бригада Каппеля, ни другие части Народной армии, разумеется, не были уничтожены. Но понесли тяжелые потери и надолго отдали инициативу красным.

Сразу же после взятия Симбирска командующий 1-й армией отбил телеграмму Ленину:

"Дорогой Владимир Ильич! Взятие Вашего родного города - это ответ на Вашу одну рану, а за вторую - будет Самара!"

Телеграмма была, что называется, "для истории". Видно, запомнил Ильич разговор с "подпоручиком-коммунистом", полюбил молодого гвардейца. И ответил телеграммой не менее "исторической", как и телеграмма Тухачевского, предназначенной для многократного цитирования в официальных учебниках истории страны и партии:

"Взятие Симбирска - моего родного города - есть самая целебная, самая лучшая повязка на мои раны. Я чувствую небывалый прилив бодрости и сил".

Так получилось, что главные группировки белой Народной армии действовали на казанском направлении, против 5-й армии, и в районе Перми, против 3-й. Последнее вообще ни в какие каноны стратегии не вписывалось. Жизненно важных центров у большевиков там не было. Зато это был кратчайший путь соединения с англичанами, сидевшими в Архангельске. А через порты Архангельска и Мурманска можно было эвакуировать на родину чехословацкий корпус, солдат и офицеров которого не очень прельщал долгий путь до Владивостока и оттуда - почти кругосветное путешествие морем. Потому-то только в наступлении на Котлас и Вятку, в направлении вожделенных северных портов еще можно было в перспективе использовать чехословацкие части. "Чехословацкий фактор" заставлял самарский Комитет Учредительного собрания и его преемницу Уфимскую Директорию, созданную в конце сентября, концентрировать свои силы на севере, тогда как Красная Армия основной удар наносила в центре. Войскам Тухачевского выпала судьба освободить от белых не только родной город Ленина Симбирск, которому скоро суждено было стать Ульяновском, но и столицу Комуча Самару, взятую 8 октября концентрическим ударом. Вскоре войска Директории оставили и Уфу. Антисоветские силы на востоке находились в состоянии глубочайшего кризиса. Но Тухачевскому в тот раз не довелось стать освободителем Урала и Сибири. Его перебросили на Южный фронт против казачьей армии атамана П. Н. Краснова. Она уже потерпела поражение под Царицыном, и командование Красной Армии рассчитывало в первую очередь добить Донскую армию, а затем разгромить Добровольческую армию генерала Деникина. 15 декабря 1918 года Ленин требует от Реввоенсовета Республики:

"...Ничего на запад, немного на восток, всё (почти) на юг".

А вот после казавшегося близким и реальным разгрома донцов и добровольцев открывалась возможность быстрого продвижения в области, оставляемые капитулировавшими в Компьене немцами, и надежда привнести на красноармейских штыках мировую революцию в Западную Европу. Последние дни пребывания Тухачевского в 1-й армии омрачились конфликтом с ее комиссарами. Михаил Николаевич, как и подавляющее большинство командующих, не очень-то жаловал комиссаров. Считал, что, по крайней мере, таких, как он, командармов-коммунистов, члены Реввоенсовета не должны стеснять ни в конкретных оперативно-стратегических решениях, ни в приказах по кадровым вопросам и повседневной жизни боевых и тыловых частей. Комиссары, понятно, думали иначе. Кроме того, Тухачевский часто приглашал к себе родных, чтобы подкормить в голодное время за счет армейских запасов. У него по нескольку месяцев гостили мать и сестры. И жена постоянно сопровождала командарма. Всё это членов Реввоенсовета раздражало. Тухачевскому же не нравилось, что комиссары вмешиваются в его распоряжения, добиваются отмены отданных приказов. В конце декабря 1918 года, уже имея на руках предписание вступить в должность помощника командующего Южным фронтом, командарм 1-й добился отзыва из армии комиссара С. П. Медведева, что повлекло череду рапортов-доносов со стороны политработников, принявших сторону Медведева. В частности, комиссар 20-й Пензенской дивизии Ф. И. Самсонович в январе 19-го писал не только Реввоенсовету Восточного фронта, но и председателю ВЦИК Я. М. Свердлову:

"Считаю своим революционным долгом дать объективную оценку работе тов. Медведева как своего предшественника в Пензенской дивизии. В начале августа прошлого года нас около 40 человек коммунистов прибыло на Восточный фронт из Петрограда. В Пензе нас встретил тов. Медведев... Это был, кажется, не комиссар дивизии, а солдат, побывавший в окопах без перерыва несколько месяцев, весь в пыли, в изношенной солдатской шинели, загорелый, лицо осунувшееся, сосредоточенное... Тов. Медведев почти все время находился на передовых позициях, среди красноармейцев... Невольно приходит в голову сравнение первой встречи с Медведевым и Тухачевским, который приехал в вагон-салоне с женой и многочисленной прислугой, и даже около вагона, в котором был Тухачевский, трудно было пройти, чтобы кто-либо не спросил из прислуги Тухачевского: "Ты кто? Проходи, не останавливайся!"... Я могу сказать лишь одно: если у нас было бы больше таких работников, как Медведев, то наша армия была бы во много раз крепче и сильнее, чем в настоящее время".

Тогда же и комиссар 1-й армии О. Ю. Калнин телеграфировал в Реввоенсовет Республики:

"31 декабря без нашего ведома командарм-1 Тухачевский послал телеграмму Реввоенсоветам фронта и Республики, в которой называет политкомиссара Медведева явным провокатором, действия которого, по словам Тухачевского, систематически разрушают армию, и приводит следующие факты в доказательство. Первое: Медведев подрывает авторитет командарма, а именно: отменяет разрешенную командармом служебную командировку помощнику зав. разведотделом армии, которому, как главное, поручено закупить и привезти для должностных лиц штаба на праздник (очевидно, Новый год. - Б. С.) масло, поросят, муку. Второе: Медведев, будучи комиссаром Пензенской дивизии, от августа до сентября 1918 года, расстроил дивизию, последствием чего явилось отступление Пензенской дивизии у Белебея. Обвинение в явной провокации со стороны Тухачевского, молодого офицера, который, по его личным словам, знаком с партией только с августа 1917 года (это уж явная фантазия Калнина - как-никак, еще в 1912 году Тухачевский познакомился и подружился с большевиком Кулябко. - Б. С.), является действием крайне демагогическим... Причиной обострения взаимоотношений политкомармов с командармом является следующее. С развитием армии развивался и штаб армии, а также всё управление, но только по количеству и штату, но не по качеству. Замечался скрытый саботаж, халатное отношение, кумовство. По мере возможности принимались меры к пресечению подобных явлений, был ряд смещений и перемещений, с которыми командарм не вполне согласился. Из высших должностных лиц и командарма образовался кадр, который себя огородил китайской стеной от влияния и контроля политкомармов. Стремление избежать совместной работы замечалось особо с взятием Сызрани, так же с каждой похвалой со стороны высшего командования (в адрес командарма), а особо, когда в Реввоенсовете Республики наметили Тухачевского помощником командующего Южным фронтом. Наш лаврами побед армии увенчанный командарм-1 поднял голову, как настоящий красный генерал типа Наполеона. 22 декабря Главкому Вацетису заявляет, что он, как командир и притом коммунист, не может мириться, что к нему на равных со старым генералом приставлены политкомармы... Я не могу мириться с таким поведением командарма, рассматривая его как шаг, направленный к дискредитации власти комиссаров и попытку самочинно установить порядок единоличного управления армией... Прошу пресечь домогательства командарма и оградить достоинство комиссаров".