Людмила Поликовская - Есенин. Русский поэт и хулиган

Мнения современников разделились: одни, Иванов-Разумник в том числе, приветствовали поэму («Единственное подлинное проявление народного духа […] да еще в первые дни и часы революции»), другие называли ее «покушением с негодными средствами на революционное творчество». Но и те и другие видели в ней лишь прославление революции. И только спустя много лет эмигрантский критик В. Левин сказал о том, о чем в России сначала никто не догадался, а потом нельзя было писать: «Только один Есенин заметил в февральские дни, что произошла не «великая и бескровная революция», а началось время темное и трагическое, так как «пал, сраженный пулей / Младенец Иисус». И эти трагические события, развиваясь, дошли до Октября. И в послеоктябрьский период образ Христа появляется снова у Блока в «Двенадцати», у Андрея Белого в поэме «Христос воскрес». Но впервые он в эту эпоху появился у Есенина в такой трактовке, к какой не привыкла наша мысль, мысль русской интеллигенции».

К этому можно добавить отзыв С. Маковского, некогда редактора журнала «Аполлон», а потом эмигранта, автора прославленной книги «На Парнасе» Серебряного века»: «Блок выразил по-интеллигентски холодно несколькими словами то, что в поэме Есенина согрето крестьянским чувством». И действительно, хотя в первой строчке о герое говорится как о сыне «простого рабочего», далее автор как бы забывает об этом: «крик отца» доносится «с родимого крыльца», главный герой поэмы — Мартин[53]«вбежал обратно в хату», а строчки «сидит у окошка / Старая кошка,/Ловит лапой луну» словно перенесены из «деревенских» стихов Есенина.

Написанная летом в Константинове поэма «Отчарь» (название, очевидно, происходит от старославянского «отче») целиком — приветствие «обновленному» мужику. Здесь уже откровенно говорится о революции именно с крестьянских позиций. «Концепция Есенина […] в «мужицких» яслях рождается Христос […] Исполнились строки, сбылось писание: избранный народ-«чудотворец», «широкоскулый и красноротый», принял в свои «корузлые руки» Младенца. Значит, правда, что «деревянная Русь» — рай, что русский мужик — священен и величав, как библейские пастыри», — писал литературовед и критик К. Мочульский. Не о чем плохом не хочет пока думать Есенин («Гибельной свободы/ В этом мире нет»).

Критики отмечали и слабые стороны этих революционных поэм, считали, что Есенин стал писать, не считаясь с особенностями своего дара. «Глазам не веришь, как обработали мальца», — дивился С. Городецкий. Есенину было необходимо как можно скорее пропеть осанну мужицкой Руси, которая «февральской метелью» «ревела» в нем. Отсюда — и шероховатости стиля, и не всегда удачные метафоры. Но, как и все вышедшее из-под пера Есенина, поэмы эти абсолютно искренни.

Сходная мысль о превосходстве «мужицкого» перед всем остальным — ив личном письме Есенина «новокрестьянскому» поэту А. Ширяевцу: «… они [питерские литераторы] совсем с нами разные, и мне кажется, что сидят гораздо мельче нашей крестьянской купницы.[54] Мы ведь скифы, принявшие глазами Андрея Рублева Византию и писания Козьмы Индикоплова[55] с поверием наших бабок, что земля на трех китах стоит, а они все романцы, брат, все западники, им нужна Америка, а нам в Жигулях песня да костер Стеньки Разина».

Ширяевец для Есенина свой, а питерские литераторы, так хорошо к нему отнесшиеся, чужие. Он дает им убийственные характеристики (не пожалел даже Блока). Если в этой связи можно говорить о «комплексах» Есенина, то только о «комплексе полноценности». Он уверен: именно «крестьянская купница» — костром Стеньки Разина — преобразит мир на религиозных началах («Новый над туманом/Вспыхнет Назарет./Новое восславят/ Рождество поля»). О, как жестоко он разочаруется и как дорого за это заплатит!

В конце марта или в апреле 1917 г. в редакции эсеровской газеты «Дело Народа» Есенин встречается с Зинаидой Николаевной Райх, которая работала там помощником секретаря редакции. Заведующим литературным отделом газеты был Иванов-Разумник. По некоторым сведениям, именно он и познакомил Есенина с Райх. У этой двадцатитрехлетней девушки (на год старше Есенина) было довольно бурное прошлое. Она уже привлекала к себе внимание полиции. Ее отец, высококвалифицированный рабочий, тоже участвовал в революционном движении, дважды был в ссылке в Сибири. В 1912 г. в Бендерах Зинаида организовала среди гимназистов кружок эсеровского толка, связанный не только с местными, но и с одесскими эсерами — она получала от них литературу, инструкции (в терминологии полиции: «брошюры преступного содержания»). За ней было установлено наружное наблюдение (кличка Болотная), произведен обыск (забрали ее переписку и номер журнала «Былое»). Полиция намеревалась возбудить против Райх уголовное дело. Но ей удалось улизнуть от преследований — в 1914 г. она приехала в Петербург и поступила на Высшие женские курсы. К моменту знакомства с Есениным Зинаида Николаевна не только работала в газете, но и была председателем Общества распространения эсеровской литературы. Не подлежит сомнению, что наибольшей близости с партией эсеров Есенин достиг благодаря женитьбе на Зинаиде Райх.

Любовь между молодыми людьми возникла отнюдь не с первого взгляда. Уже после знакомства с Райх Есенин уехал в Константиново и там увлекся дочерью местного помещика Лидией Кашиной. Потом она станет одним из прототипов Анны Онегиной в одноименной поэме. Отношения с Кашиной не ограничились летом 1917 г. — поэт встречался с ней и в Москве в 1918–1919 гг. и даже какое-то время жил у нее. Очевидно, именно тогда и написано посвященное Л. И. Кашиной стихотворение «Зеленая прическа/Девическая грудь…». В Константинове этим летом Есенин пишет мало. Причиной тому не только сердечное увлечение, но и включенность Есенина в события, происходящие в деревне, которая, по его словам, «бродит как молодая брага».

Во второй половине июля Есенин возвращается в Петроград. В последние дни месяца наконец-то выходит долгожданный сборник «Скифы» с поэмой «Марфа Посадница» и стихотворным циклом «Голубень» (четыре стихотворения). Но Есенина, по всей вероятности, в это время уже не было в столице. Друг поэта Алексей Ганин пригласил его и Зинаиду Райх, в которую он был влюблен, в гости к себе на родину, в вологодскую деревню Коншино. Есенин принял это предложение, очевидно, еще и для того, чтобы уклониться от призыва — ведь война продолжалась.

К этому времени Есенин уже «расплевался» с Клюевым, от которого он теперь никак не зависел. Не стало никакой надобности терпеть его «приставания». Были и другие причины, но «Есенин и Клюев» — эта тема для отдельной книги или докторской диссертации. Мы же ограничимся вышесказанным. Во всяком случае, никто не плакал и не мешал отправиться в путешествие, в котором участвовала женщина.