Алексей Мухин - Владимир Путин. Who is Mister P?

Президент России Владимир Путин во время выступления на митинг-концерте «Мы вместе!» на Красной площади в Москве

18.03.2014 года.

Фото А. Никольского (РИА Новости)

Настоящая причина заявления Ходорковского, «санкционных войн», Марша мира в центре Москвы и попыток организовать его в других городах России состоит, может быть, в том, что, в частности, компания «Газпром нефть» начала реализацию проекта продажи энергоносителей за рубли и юани. Во всем надо искать простой и ясный смысл: США не могут, как и в случае с Ираком и Ливией, допустить сомнений в безусловности своего контроля над мировой экономикой и прекращения расчетов за энергоносители исключительно в долларах.

Основной «болевой точкой» нынешней политической конфигурации оказывается по-прежнему то, что персона президента РФ перегружена функционалом и политическим значением, на ней сосредоточено слишком много полномочий и ответственности.

Это – очевидная уязвимость системы. В случае исчезновения «фактора Путина», страна, вероятнее всего, окажется расколотой на несколько лагерей, каждый из которых будет стараться «люстрировать» своих оппонентов по «украинскому сценарию»: либералы – «путинцев», «путинцы» – либералов и т. д.

Региональный сепаратизм будет помножен на религиозный, и здесь вполне реальной станет пока не очень просматриваемая угроза ИГИЛ перенести на территорию России один из акцентов своей деятельности.

В Кремле понимают, что очевидную опасность для российской экономики представляет Китай, к тесному сотрудничеству с которым Россию ненавязчиво подталкивают США, расплачивающийся за российские энергоносители американскими же гособязательствами, чем технически увеличивает зависимость РФ от США в экономическом смысле. В этой связи все более наращиваемая технологическая зависимость от КНР (в условиях ограниченного импортозамещения) может быть компенсирована поставками технологий из Южной Кореи и Японии.

Сближение с Турцией в последнее время также носит стратегический характер. Однако, судя по настроениям в европейских странах, Россия должна заранее готовиться и к потеплению отношений с Евросоюзом: дальнейшие попытки дестабилизировать российскую действительность с помощью грубой силы и незаконных санкций вернутся бумерангом к западной экономической и политической системам, сначала к европейской, а затем и американской, чтобы произвести сильные разрушения уже в них самих.

Проблема состоит в том, что возвращение к «блоковой системе мышления» после произнесения Бараком Обамой ритуальной фразы о «холодной войне 2.0», затруднено: стороны постепенно перестали говорить на одном языке и использовать один понятийный аппарат. В этих условиях найти консенсус и уйти от конфликтов будет крайне сложно.

Тезис о «радиоактивной России» будет использован Западом в пропагандистских целях, и это уже приводит к тому, что институты «обрезают средства» на финансирование изучения экономических процессов в России. Как результат – непонимание того, что здесь происходит, так что инвестиционные потери Запада в будущем становятся неизбежны.

Совершенно очевидно, что Россия сама должна заполнять эти ниши, финансируя западные (и свои) институты для того, чтобы понимание нашей страны (экономическое, политическое, культурное) не исчезло, а, наоборот, стало повсеместным. Необходим «перехват» инициативы у американских НКО, а усилий фонда «Русский мир» и Россотрудничества явно недостаточно на данном этапе.

Конечно, следует доводить до наших европейских и американских партнеров то, что россияне привыкли к ограничениям (за советский период), и на население санкции большого впечатления не производят (это, так сказать, особенности психологии).

Впрочем, именно под санкционную тему Путин вполне может дистанцироваться от своего бизнес-окружения: прежде всего, тех, кто дискредитирует его своей любовью к роскоши (дворцам и «шубохранилищам»).

Не зря именно они в последнее время «накрутили» себе сверхвысокое жалованье в подконтрольных компаниях (такая практика в российских компаниях существует как раз перед увольнением). Помимо этого, присутствует и моральнопсихологический аспект такого увольнения – популярность Путина вновь возрастет, а причиной отставок, скорее всего, будет неблагополучное положение в подведомственных компаниях.

Вполне вероятно, что к 2018 году население России и другие страны увидят изменившегося «Путина 3.0».

В качестве «преемников» в экспертном сообществе также рассматриваются следующие персоны: Сергей Шойгу, Сергей Нарышкин и Сергей Иванов. В этой связи, когда задают вопрос «кто будет следующим президентом?», можно смело отвечать – человек по имени «Сергей».

Есть вероятность того, что Путина привлекают люди с личной драмой, «надломленные», так сказать. Существует и еще одна проблема: все представители окружения президента – одного возраста. Впрочем, подобный опыт уже имеется: на излете СССР именно команда геронтократов из Политбюро не подпускала «молодежь» к кормилу власти. Допуск сравнительно молодого Михаила Горбачева был признан ошибкой. Впрочем, свой вариант с «Горбачевым» был уже обыгран Путиным в 2008–2012 годах.

Как вариант, во властных вертикалях просматривается в качестве вероятного сменщика Путина и представитель из регионов (Александр Хлопонин), и кто-нибудь из правительства РФ – молодой и политический слабый (не из Санкт-Петербурга). Однако это маловероятно. Даже вариант с Сергеем Собяниным (опять Сергей!) слишком рискован, хотя это, как говорят, «кандидат Запада» (там считают, что с ним можно договориться).

То, что никаких новых лиц в окружении Путина за последнее время не появилось, не появилось даже новых явных фаворитов, говорит об устойчивости команды президента РФ, постоянстве (консерватизме) его взглядов на «ближний круг».

Это также указывает на следующее: в условиях явного (маниакального) желания западного сообщества сместить Путина с поста президента РФ он не будет «форматировать» эту систему под давлением извне, чтобы избежать ее разрушения.

По сути, Вашингтон, Лондон и Берлин де-факто консервируют политическую систему России извне. Заслуга же Путина состоит в том, что именно он сохраняет ее подвижность (текучесть, изменяемость, модифицируемость) изнутри, делая функционал «текучим». Ротация происходит, как известно, раз в 4–5 лет.

Именно поэтому нынешняя политическая система пока успешно отвечает на внешние вызовы и, к удивлению внешних наблюдателей, даже готова не только к эскалации информационной (санкционной, «холодной» и т. д.) войны, но и к горячей фазе конкурентной борьбы.