Василий Каменский - Его-Моя биография Великого Футуриста

Буква К дает слову твердо-холодно-острую материальность: корень, клинок, камень, кирка, кость, сук, ковка, кол, кистень.

Буква М — зов животных: мму — корова, ммэ — овца, мяу — кошка, — мама зов ребенка, моя, мы, молитва, милая, приманка — ощущенье тепла жизни.

Буква О — колесо простора, воздух, небо, высоко.

Буква Н — мистичность: некто, неведомый, ночь, начало, канун, — отрицанье: нет, не, никогда, немой.

Слово Окно = о + к + н + о значит: простор + материя (стекло и дерево) + граница ночи + воздух = окно.

Буква Б — божественно-стихийное начало: бог, бытие, библия, бык (священный), будущее, буря, бедствие.

Е — день, свет, селенье, дерево, елей.

А — арка, радуга, мать, ау.

Р — кровь, труд, гром, раскат, удар.

И — связь, прибавленье, вода: пить, лить, нитка, вино.

Слово небо = н + е + б + о = значит: неведомость + свет + божественност + воздух = небо.

(Это из Его лекции о словотворчестве).

Вчить-карм

Раз в вечер из-синя-изумруднаго мая — когда лилово в долинах уральских пахли травоцветенья, а небо казалось васильковоглазым шатром — я и Василий (у себя на Каменке) поднялись на гору Цингал.

Сели на самой вершине.

Он взметнул головой, вздохнул, улыбнулся высоким горизонтам.

Может быть вспомнил он о полетах над синими коврами земли из старинного шелка Китая.

Может быт услышал он зовный зов океанских волн приливающих для отдыха к скалистым пристаням.

Или может быть узнал он сердцем глаза той, что осталась там ждать.

Есть страна ДанияЕсть страна дальняяЕсть имя АннияЕсть имя — Я.В пальмах раскинутаСинь — ОкеанияСинь — АпельсинияСинь — Облака.Где то покинутаДевушка с острова —Острая боль глубока.Девушка Анния мною покинутаЖить и томитьсяВ шатре рыбака.

Он еще вернется к ней: Поэт-Птица, мексиканская птица Хоулн-стэй.

Он сам написал повесть-Любовь Наездницы — где Поэт с крыльями увидел душу свою в птице и птица Хоулн-стэй стала его и возлюбленной, его Юннэ — судьбинной птицей.

Мимо нас в долину пролетела ласточка.

Он крикнул ей:

— Вчить-карм.

Я мог бы спросить Его о значении этих слов, но почувствовал, что не надо.

Я почти понял.

Мне кажется, что рожденье слов является разрывностью соединенной воли двух творчеств.

Линия острого Налёта ласточки близко и встречная стрела глаз Поэта, наблюдающого полёт, в творческом пересечении дают звук:

— Вчить.

Линия отлёта и мгновенный взмыв вверх и испуганный резкий поворот кидают отзвук:

— Карм.

Творчество ласточки заключалось в рисунке движенья и в свистящем шуме, рассекаемого крыльями воздуха.

— Вчить-карм.

Творчество Поэта возникло на точном определеньи звуковой формы и на ритмическом соединеньи единого впечатленья, сконцентрированного волей верного мастера — песнебойца.

— Вчить-карм.

Так наивно — приблизительно я (скрывая от Поэта) объясню момент словотворчества, понимая ясно, что хризолитовая линия падающей звезды — объясненная словами — (да еще днем) будет походить на кишку вымотанную медведем из коровы.

А расчитывать на рыцарей чистаго искусства — чующих истину — скучно и им это — мимо — все равно — дальше.

Пожалуй я имею ввиду друзей и еще каких нибудь чудаков.

Ах — эти чудаки.

Только они (берутся откуда — из Гдетотамии) — эти милые чудаки поддерживают всяческие открытья в искусстве молодости.

Это они — святые чудаки открывают — как гусята — розовые рты и в удивленьи ждут от футуристов щедрого питанья.

Чудаки отличаются от друзей бескорыстием и преданностью тайной и стойкой.

Как то Василий в Москве (1915) вместе с другом Давидом Бурлюком устроили лекцию о святых чудаках.

Но кажется чудаки не поняли что они — чудаки.

По крайней мере Д. Бурлюк вскинув лорнет спросил:

— Как же так Вася.

Потом привалил Маяковский и сразу же начал истерически читать стихи.

Стали слушать.

Недоразуменье выяснилось: лекция по жандармским правилам тех времен называлась — Война и Культура.

И это все вспомнилось в вечер мая на горе Цингал.

Я отдал траве Поэта.

Он обхватил траву, припал к земле и медленно — тихо сказал:

— Пью.

Солнце лилось апельсиново-закатно.

Пахло божественной безпечностью.

Поэт жил у нездесь.

Футуризм

Московская зима расцвела бурно.

Футуризм разлился океаном.

Василий Каменский, Давид Бурлюк, Владимир Маяковский, после ряда отчаянных выступлений (с Крученых и Хлебниковым) в Москве и Петрограде получили приглашены на гастроли по России.

В некоторых городах выступленья я организовал сам, а в иных — антрепренеры.

Маяковский ездил в яркошелковых распашонах, в цилиндре.

Давид Бурлюк — в сюртуке, с неизменным лорнетом с раскрашенным лицом, в цилиндре.

Василий Каменский — в коричневом костюме с нашивными яркими лоскутами, с раскрашенным лицом, в цилиндре.

Футуризм оказался в надежных руках этих трех экспрессов от Грядущаго.

Улицы Харькова. Одессы, Киева, Ростова. Баку. Тифлиса, Казани, Самары, Саратова и второстепенных городов оказались неменьше взволнованы, чем землетрясеньем.

Всюду театры были переполнены возбужденными массами.

Газеты встречали и провожали шумным треском столбцов всяческих критиков.

С залитых электричеством эстрад три гения от футуризма выкинули в море голов экстравагантной публики — сотни своих решительных лозунгов, закрепляя их стихами высшаго мастерства.

Триумфальное шествие трех Поэтов — Пророков — футуристов, чья солнцевеющая Воля, обвеянная весенней молодостью, — взвивалась анархическим знаменем Современности. — утвердило в десятках тысяч сердец Бунт Духа.

Старое искусство было чудесным предлогом для Проповедников Грядущаго, чтобы вместе с ним разрушить буржуазно-жандармский строй и создать новые формы Единого Культурного Человечества.

Умные — ясно и гордо понимали наши революционные жесты.

По внутреннему отсвету сияющих Истиной Глаз Слушающих,

по возбужденности идущих на подвиг,

по приветствиям девушек и юношей,

по скрежету зубов купцов и чорных прислужников царизма,

по статьям кретинов-критиков —

Давид Бурлюк, Маяковский, Василий Каменский — стихийно чуяли Свое великое назначенье футуристов и вдохновлялись во славу размаха —