Лира Муховицкая - Морозовы. Династия меценатов

Публичная казнь была событием из ряда вон выходящим, и к ней готовились заранее. Особое внимание уделяли мерам безопасности. Губернатор Москвы Владимир Андреевич Долгоруков получил специальное предписание от самого царя: «Приговор суда обратить к исполнению в один из ближайших дней по восшествию оного в законную силу. Ввиду большого расстояния от Сущевского Съезжего дома, где содержится Нечаев, до места исполнения приговора, Конной площади, перевести его вечером, накануне дня казни, в ближайший к означенному месту Серпуховский Съезжий дом, где учредить жандармский караул.

На рассвете, в восьмом часу утра, вывезти Нечаева, установленным в законе порядком, на площадь, до которой переезд может продолжаться около четверти часа. При конвое, который будет сопровождать дороги, находиться трем барабанщикам и бить поход до приезда дрог с преступником на середину площади, где вокруг эшафота расставить заблаговременно обширное каре, оцепленное конвоем и усиленным нарядом от Городской полиции и Жандармского дивизиона».

Другими словами, речь шла о том, что по правилам Устава уголовного судопроизводства надлежало выставить осужденного у позорного столба. Администрация опасалась, что Нечаев во время провоза его на «позорной колеснице» может обратиться к народу. Поэтому государь решил, что довольно будет укороченного пути «позорной колесницы» и трех барабанщиков, которые должны были заглушать возможные возгласы осужденного.

Но, как это обычно и бывает, барабаны только привлекли к словам осужденного внимание собравшихся.

У позорного столба нигилист, как следует из донесения генерал-губернатору, кричал именно то, что обычно и кричат нигилисты: «Долой царя! Да здравствует свобода! Да здравствует вольный русский народ!»

Редко когда государь-император лично разрабатывал подобные инструкции. Но в результате все же в тот день все обошлось благополучно.

По иронии судьбы, именно здесь, на месте со столь неоднозначной историей в 1900 году и началось строительство знаменитой Морозовской больницы. Она так названа в честь Викулы Елисеевича Морозова, который, однако, сам организацией не занимался, а лишь завещал необходимые средства. Все же хлопоты легли на плечи его сына Алексея Викуловича.

Именно Алексей Викулович Морозов обратился к московскому городскому голове с посланием: «Имею честь просить Ваше сиятельство довести до сведения Московской городской думы, что из сумм, завещанных покойным родителем моим, мануфактур-советником Викулой Елисеевичем Морозовым, на благотворительные дела, я имею пожертвовать капитал в размере 400 000 рублей серебром на устройство в г. Москве новой детской больницы на следующих главнейших основаниях: больница должна носить имя покойного родителя моего Викулы Елисеевича Морозова; половина жертвуемого капитала 200 000 рублей предназначается для возведение зданий и оборудования больницы; землю город должен отвести в местности, наиболее нуждающейся в больнице; другая половина капитала должна составлять неприкосновенный капитал, который должен храниться в городском банке и проценты с него должны идти на содержание коек; вся больница должна быть устроена на 150 коек; больница должна служить удовлетворению нужд бедных жителей г. Москвы и потому лечение в ней должно быть бесплатным; на должность главного врача больницы назначается старший врач детской больницы Св. Владимира Николай Алексеев».

Поскольку дело благое – предложение было незамедлительно принято. В качестве архитектора был выбран Илларион Иванов Шиц, в те времена уже достаточно известный в Москве. Хирурга Тимофей Краснобаева отправили в длительную командировку по итальянским, швейцарским и германским детским лечебницам перенимать опыт. В качестве главного принципа планировки больницы было принято разделение пациентов на несколько корпусов в соответствии с диагнозом – чтобы избежать заражения их друг от друга. Детская смертность в те годы была чрезвычайно высока, и именно от инфекционных «детских» болезней: кори, коклюша, дифтерита и других. Больница имела своей целью переломить сложившуюся ситуацию и улучшить печальную статистику.

Существовало еще одно важное нововведение: при входе в больницу детей встречал не только привратник, но и фельдшерица, которая проводила первичный осмотр в помещении возле ворот. И только после постановки предварительного диагноза детей направляли к разным входам и различным корпусам – дифтеритному, коревому и проч.

В 1903 году открылись три первых инфекционных корпуса, а еще через три года все работы были полностью завершены. Новая больница на 340 коек вступила в действие. В качестве докторов были приглашены ведущие специалисты Москвы (в том числе и упомянутый выше Тимофей Краснобаев), а медсестрами и обслуживающим персоналом, в соответствии с традициями того времени, стали христианские активистки из общины «Утоли моя печали».

Впрочем, новое учреждение не ограничивалось приемом исключительно инфекционных пациентов. Здесь было отличное хирургическое отделение, а кроме того, больница имени Морозова использовалась и как детская неотложная помощь.

Таким образом, она стала самой первой детской больницей «Скорой помощи». И в газетах то и дело можно было встретить объявления такого рода: «Шестилетний мальчик Сергей Сурков, играя по Бабьегородскому пер., вздумал «покататься». Мимо проезжал извозчик. Мальчик уцепился за заднюю ось пролетки. На повороте раздался неистовый крик Суркова. Извозчик остановился. Несчастного мальчика сняли с пролетки со сломанной ногой. Для лечения он отправлен в Морозовскую больницу».

К счастью, события Октябрьской революции 1917 года практически не отразились на жизни детской больницы. Она все так же принимала юных пациентов, а ее специализация становилась все шире. Постоянно открывались новые корпуса и отделения – отоларингологическое, ревматологическое, неврологическое.

В суровые годы Великой Отечественной войны больница чуть не была уничтожена во время воздушного налета. Один из бойцов Московского комсомольско-молодежного полка противопожарной обороны так вспоминал события тех лет: «В Москве хорошо известна детская больница № 1. Вечер. Воздушная тревога. По темному небу мечутся лучи прожекторов. Командир взвода отдает распоряжение бойцам. Постовые занимают на чердаке больницы свои места. Уже слышно, как с неба сыплются на крышу осколки зенитных снарядов. Но вдруг на этот мирный объект обрушились десятки зажигательных бомб. Одновременно возникло несколько очагов загораний, там, где не были выставлены посты из работников больницы. А когда гитлеровцы сбросили на больничные корпуса несколько фугасных бомб, обстановка еще более осложнилась. От высокой температуры лопались стекла и даже пузырилась и горела краска на стенах. Огонь и дым отрезали выход из загоревшегося здания. Языки пламени выбивались с чердака. Дым преградил путь к подвалу, где было оборудовано бомбоубежище. В этой сложной, можно сказать, драматической ситуации, когда счет шел буквально на секунды, бойцы роты принимали быстрые и верные решение. Один увлек детей за собой. За ним устремились другие бойцы, помогая детям выйти из очага пожара. Благодаря их бесстрашию и самообладанию ни один ребенок не пострадал».