Василий Зайцев - За Волгой земли для нас не было

- Кто возьмется доставить ящики с патронами и гранатами под танк? спросил командир роты Шетилов.

Рядом со мной стояли сержант Абзалов, сержант Куликов и наводчик 45-миллиметрового орудия якут Гавриил Протодьяконов. Каждый из нас прикидывал, каким путем пробраться к танку? Ползти нужно было прямо перед фашистскими позициями, на расстоянии прицельного огня автоматов. Местность открытая, только одни воронки да трупы убитых солдат...

Не успели мы и подумать, как в этот путь отправился связной командира полка. Продвигался он медленно, но упорно, подталкивая впереди себя ящики с боеприпасами.

Начало смеркаться. Там, где полз связной, что-то загремело, затем затрещали автоматы.

Снова позвонил Воловатых. Трубку взял Николай Куликов.

- Связной ранен, надо выручать! - послышалось в трубке.

- Понятно, - ответил Куликов. Воловатых узнал его по голосу и взмолился:

- Коля, дорогой, нужны патроны, гранаты - принеси!

Воловатых ни словом не обмолвился о хлебе и воде.

- Сейчас буду у тебя, ставь самовар, готовь закуску, выпивку принесу! ответил Куликов.

Моросил холодный осенний дождь. Николай снял плащ-палатку, положил ее на дно траншеи и скомандовал:

- Давайте сюда патроны, гранаты, продукты... И чтоб не гремело.

Мы уложили все, завязали и протащили по дну траншеи, убедились, не гремит ли.

- Теперь давайте веревку.

Один конец шпагатного шнура Николай привязал к плащ-палатке, другой взял в зубы и пополз. Полз он быстро и ловко. Высокий, тонкий, фигура плоская, плечи широкие - одним махом достиг воронки. Вслед за ним ползла плащ-палатка с боеприпасами и продуктами.

В темноте трудно было разглядеть, как движется к цели Николай Куликов. Мы могли только догадываться, что от воронки к воронке он проскакивал резким броском, а затем подтягивал к себе груз.

Через несколько минут в телефонной трубке послышался радостный голос старшины Воловатых:

- Николай благополучно добрался. Теперь живем!

До утра Николай Куликов совершил еще несколько рейсов, провел под танк пополнение автоматчиков.

Перед рассветом мы подняли его со дна траншеи - грязного, мокрого и смертельно усталого. Но он готов был снова ползти на курган.

Я сказал:

- Отдохни немного, Николай, тебя снайперка ждет.

Он открыл глаза и улыбнулся.

- Если ждет, то пойдем на позицию, отдыхать некогда.

Так подружились мы с Николаем Куликовым.

Вообще мне везло на хороших людей в снайперской группе - сильных, ловких, смекалистых.

Вот, скажем, Александр Грязев, мой товарищ по Тихоокеанскому флоту. Человек незаурядной физической силы и богатырского духа. Еще в дни боев в районе метизного завода мы, бывало, шутили над Грязевым:

- Возьми-ка, Саша, скат вагонетки.

- Зачем? - спрашивал он невозмутимо.

- Закрой пробоину в стене! Саша так же невозмутимо перевертывал ось с тяжелыми колесами и подкатывал к пробоине. После этого мы свободно, ходили по цеху.

Для борьбы с огневыми точками в дзотах Саша использовал противотанковое ружье. Умело выбирал позиции и бил прямо в амбразуры - получалось здорово.

Однажды Саша Реутов, "уссурийский тигролов", как прозвали его друзья, решил подшутить над своим тезкой Грязевым. Принес шестимиллиметровый железный прут, продел его в предохранитель спуска противотанкового ружья, опоясал колонну и концы закрутил. Наблюдая за Реутовым, я подумал: "Сгибать железо легче, чем разгибать, - чья же сила возьмет верх?"

Солнце торопливо катилось под уклон и дошло уже до вершины кургана, когда из развалин, как медведь из берлоги, появился Александр Грязев: в этот день он дежурил в боевом охранении. Пришел, осмотрелся и с обычным своим спокойствием, как ребенок за любимой игрушкой, потянулся за противотанковым ружьем. А оно привязано! Шутку товарищей Саша, конечно, разгадал сразу, но сделал вид, что никого тут не замечает. Только про себя пробормотал:

- Тоже мне, друзья, нашли время для потехи.

И так же спокойно наклонился, взял прут за торчащие концы. Шея у Саши покраснела, вены раздулись, налились кровью. Металл, сопротивляясь, заскрипел, пощелкал - и покорился! Прут со звоном отлетел в сторону.

Принесли ужин. Снайперы собрались в кузнечном цехе. Реутов и Грязев - два Александра - сидели рядом, ели молча. Между ними была прочная, хорошая дружба. Они могли сидеть рядом часами, не сказав друг другу ни слова...

Ужин подошел к концу. Ложки спрятали за голенища сапог, котелки собрали и отправили мыть к Волге - ближе воды не было...

- Ну что, братцы морячки, после хлеба-соли не грех и закурить! - предложил Охрим Васильченко.

- Мы с Грязевым этим не балуемся, - сказал Реутов. - Пользы от махорки ноль, а вреда хоть отбавляй.

Это почему-то задело Грязева. Он повернулся к Реутову:

- А какая польза твоим внутренностям от того, что ты мое ружье стальным прутом прикрутил к столбу?

- Ну, тут другое дело. Есть смысл...

Они уже поднялись и остановились грудь в грудь, два тяжеловеса пудов по шесть каждый.

- Какой же смысл?

- А вот какой. Допустим, бросятся на нас фашисты, и мы, так сказать, по тактическим соображениям отойдем на заранее подготовленные позиции! Фашисты хвать за твою бронебойку, - а она привязана! Круть, верть, а отвязать не могут... Вот и сохранится твое ружье!

Грязев отступил на шаг, улыбнулся и тоже решил схитрить:

- Спасибо. Позволь пожать твою добрую руку за такую услугу.

Саша Реутов понял, какая предстоит "благодарность", расставил пошире ноги и подал Грязеву свою широченную, как лопата, мозолистую, с толстыми горбатыми пальцами ладонь. Они сцепились руками, напряглись. Казалось, вот-вот у кого-то хрустнут пальцы, но ни тот, ни другой и не думали ослабить хватку. Нашла коса на камень... Две минуты, три, пять, а они все стоят друг против друга. Красные, приземистые, дышат прерывисто. Но вот могучие плечи у обоих начали вздрагивать...

Наконец Саша Реутов сдался:

- Будя, а то рука отсохнет.

Грязев тут же разжал свои пальцы, и мы увидели - из-под ногтей Реутова просочились капельки крови.

- Горилла чертова, мог руку раздавить.

Грязев улыбнулся:

- Твою лопату даже пресс не возьмет.

Потом они обнялись и пошли в свой угол.

Этими большими крепкими руками Грязен и Реутов ловко держали снайперские винтовки.

Однажды я и Миша Масаев возвращались в свою роту от левого соседа. Шли среди развалин, по дорожкам еле-еле заметным: боялись нарваться на минное поле. Тут, перед метизным заводом, натыкано мин наших и немецких гуще, чем картошки в огороде.

Вот и командир роты старший лейтенант Большешапов стоит около пулемета.

Слышим, за стеной веселятся фашисты. Празднуют успех: они снова заняли здесь один цех. Миша раскрыл рот, хотел что-то сказать, но командир роты цыкнул на нас, прижимая палец у губам. Мы припали, затаив дыхание. Потом Большешапов повернулся к нам и, цепко вглядываясь, говорит: