Блокадные девочки - Виктор Семенович Бакин
Канализация не работала. Так что окна у всех были очень «красивые». Люди обессилели — прямо из форточек выбрасывали. Всяко было. В доме помимо парадной была еще черная лестница. На ней и квартиры были попроще, до революции здесь прислуга жила. Вот сюда и выносили, выливали все нечистоты. Зима, мороз — все это застывало. Ходить там было невозможно — разве что съезжать, как на горке.
Самое трудное, тяжелое время — до Нового года: ноябрь, декабрь 41-го. Мама все чаще лежала и не вставала, соседи тоже. Позже я из литературы узнала, что в декабре в городе каждую минуту умирал от голода один человек. Каждую минуту! Более пятидесяти тысяч человек умерли в Ленинграде только за один декабрь.
Как только открыли Дорогу жизни по Ладоге и стали эвакуировать людей, пошли и машины с продуктами. И приехал сосед, Яков Леонидович Апухтин — первый, пожалуй, наш спаситель. Привез продуктов: муки, рыбы. Мама ему отдала папину шубу каракулевую. Еще какие-то папины вещи хорошие. И это нас поддержало — мы же как тени ходили. Из муки мама какие-то лепешечки стала делать. А когда первый раз отварила в воде рыбку — блаженство было невероятное. Но после истощения сразу есть много было нельзя — только потихоньку. А слюнки текли.
После Нового года нас навестил папин друг еще по военной службе — Тимофей Григорьевич Кухарь, который работал сейчас в эвакогоспитале. В прежние времена мы к ним семьей в гости ездили, они к нам. Но жену Соню и дочь Марину перед самой войной отправил Тимофей Григорьевич в Белоруссию отдыхать. Там они и погибли. Сколько ни искал потом, куда бы ни делал запросы — бесполезно. И вот он рассказал о своем горе, о нас расспросил. Мама ему и намекнула: не мог бы он помочь уехать из Ленинграда. Эвакуироваться. И Кухарь все сделал. Выхлопотал нам документы, эвакоудостоверения. Вдень отъезда, 29 марта 1942 года, приехал на машине, отвез на Финляндский вокзал, помог с вещами.
И в это же время тем же поездом ехала наша соседка Надежда Ивановна с дочкой Кирой. Вчетвером мы и отправились в неведомый путь.
Какой я тогда была? Тощая девочка — с посиневшими и отекшими ногами. И тела почти не было — одна кожа. Кожа и кости. Вообще, что такое ленинградские блокадные дети? Это маленькие старички — сморщенные, неулыбчивые.
Привези нас товарняком на Вагановский спуск, пересадили на грузовики. И по Ладоге, по льду. Мороз, ветер свистит, а в кузове ничего не закрыто. Холодища жуткая. А кругом белое поле, снег. Машины друг за дружкой следуют. Одна линия идет туда, вторая навстречу, в Ленинград. В одном месте — о-о-о. Струханула я, мурашки по коже. Увидела две огромные полыньи. Видимо от бомб. И бревенчатый настил сверху сделан. И машина, как по волнам, по ним движется, вода под колесами хлюпает. Жутко было.
Проехали мы благополучно. Ни под обстрел, ни под бомбежку не попали. Проскочили. А на другом берегу — станция Жихарево. Там начиналась железная дорога на Большую землю.
Зрительно до сих пор вижу — огромная поляна, вся в людях. Истощенные ленинградцы. Взрослые, дети. Потом прошел слух: идите в столовую, там кашу дают. Пшенную! О-о-о, кашу!
Оставили мы с вещами маму с Кирой, и с Надеждой Ивановной, захватив кастрюльку, направились в столовую. Едва двери открыли — а там тепло, а там аромат пшенной каши. Невероятное ощущение. Очередь только заняли — а со мной плохо. Присела я в уголок — больше ничего не помню. Голодный обморок.
Потом Надежда Ивановна мне ложечку каши дала — я немножко очнулась.
Ночевали под открытым небом. Холодно. Одеяло достали, другие теплые вещи. Недалеко домик маячил. Вернее просто голые стены. Так потихоньку туда ходили по очереди, чтобы от ветра спастись.
Утром подогнали товарные вагоны и нас погрузили. В вагоне — буржуйка, опилки на полу, дырка под отхожее место. И люди — все как тени безжизненные. Приходилось за соседом следить — живой ли? Очень многих вынесли из вагонов по пути. Выносили и прямо тут же складывали, вдоль рельсов. Очень много людей погибало в пути. Уже выехали из Ленинграда, вырвались из блокады, но истощенный организм уже сдался.
Сколько таких могил безвестных по этим дорогам в эвакуацию — не счесть.
«…Забыть блокаду мы бы рады. Но память не дает забыть Мы окольцованы блокадой, Обречены такими жить…»
Дорога к жизни
— Родственники у Надежды Ивановны проживали в Костромской области. Она и посоветовала вместе с ними выйти на станции Антропово — видела, что моя мама долго не протянет: «Поживете какое-то время. Переждете. А дальше видно будет…» Мы так и сделали. Это было наше спасение.
В Антропове, в гостеприимной семье кузнеца Тихомирова мы прожили почти месяц. Дочь хозяина работала медсестрой в больнице. Приносила лекарства и очень помогла маме. Немножко ожила и я.
Запомнилась баня. Теплая, деревянная. Только мы приехали — вскорости пошли туда. Мы же вшей привезли немерено. Пока мылись — вся наша одежда прошла санобработку.
На привокзальной площади около водонапорной башни из красного кирпича была торговая точка. Денег ни у кого, собственно, не было — существовал товарообмен. Кто-то вещицу какую принесет, а местные жители — то молочка, то картошинку. Так и менялись. А мама зачем-то положила в дорогу маленькую коробочку патефонных иголок. Так я ее поменяла на бутылочку молока. Кушать-то хочется постоянно. Еще что-то ходила, промышляла.
Когда весной окончательно запахло, мама горит: «Надо ехать. Нельзя же людей утруждать столько времени».
И мы решили ехать на Кубань.
Ленинградцев по Северной железной дороге эвакуировали в Сибирь, на Урал. А мама захотела на родину. На Кубани, в станице Ереминской жил ее родной брат, в Армавире — родная сестра. Потому ее и тянуло на Кубань. Мы же не знали, что и туда немцы придут. Откуда? Радио в Ленинграде не работало. Только из репродукторов узнавали новости. Да из очередей. Вот за хлебом стоишь — там все новости тебе и расскажут. Кто жив, кто не жив, У кого какая судьба. Где что бомбили, что разбили. Однажды услышала, что в зоопарке от бомбы слониха погибла. Чудо было животное. Или как школьники вражьего наводчика поймали, который ракеты пускал, важные объекты указывал. Чтобы немцы потом бомбили.
Одним словом, настроились мы ехать на Кубань. Только пассажирские поезда уже почти не ходили. Разве только товарные составы. Пришлось добираться с пересадками. Так доехали до Кировской области.
…Чем запомнился весной сорок второго года город Котельнич? Вокзальчик
