Белая эмиграция в Китае и Монголии - Сергей Владимирович Волков
– По порядку рассчитайсь!.. Чего брюхо вылупил, как беременная баба? Чего голову опустил, чи ты старая кобыла што ли?..
Коммунисты маршировали, шеренгой проходили с отданием чести, и коммунистический унтер обращал на это особое внимание.
– Во фрунт, ты, красная калека, как становишься?.. Это тебе Совдепия, што ли? Смотри, как старые солдаты ходили и во фрунт ставали… Видал миндал, Михрют Советеевич? – И унтер демонстрировал свое искусство. А потом переходил, как он определяет, к «здоровканию». – Отвечать как сотенному командиру! – орал он и немедленно басил: – Здорово, орлы!
– Здравия желаем, господин есаул! – неслось в ответ.
– Отвечать как начальнику дивизии! – опять заводил он. – Здорово, братцы!
– Здравия желаем, ваше превосходительство! – гудели коммунисты, но в их дружный ответ вплетались инициативные возгласы: «господин генерал», «гражданин генерал», «гражданин начальник дивизии», и унтер входил в раж.
– Коммунистическая сволота, политграмоту выучили, а здоровкаться не умеете!.. Какой вам генерал господин, когда они ваше превосходительство… Какой тебе, советская сопля, гражданин начальник, когда у генерала превосходительный чин есть…
Так шли занятия, и скоро бойкий унтер навострил так своих коммунистов, что и старому солдату было любо на них смотреть. Конец же занятий с красными протекал в словесности и в наставлении «уму-разуму» своих подчиненных. Он говорил им внушительно:
– Никогда не забудь, робя, что у каждой организации есть свои порядки, и ты не моги их сокрушать, потому военно-полевая служба, военно-полевой закончик и нету человека…
Хорошо занимались пленные коммунары и через несколько дней уже были в приятельских отношениях с унгерновцами, но изредка прошлое вырисовывается и повелевает. Есаул М., разбираясь в документах штаба полоненного коммунистического отряда, случайно наткнулся на партбилет бравого унтера. Есаул был ошеломлен, убит и испуган ответственностью перед Унгерном. Есаул вызвал к себе красного взводного, и тот рассказал ему, что его призвали на службу коммунисты, назначили его, как старого унтер-офицера, взводным, а потом предложили записаться в партию. Отказ грозил смертью и лишениями семье. Он стал партийцем. Так это было или нет, но есаулу было жаль бравого солдата, да и самому ему грозила опасность от барона. Он побежал к генералу Резухину, и, когда с трудом доказал ему лихость и ценность красного командира, тот вместе с ним пошел к Унгерну. Барон был мрачен. Он сидел на корточках у печки и ковырял в золе трубкой (ганзой).
– Слушай, барон! Вон у есаула красными партиец командует, а ты ничего не знаешь, – сказал Резухин.
Унгерн было вскипятился, но, когда ему подробно рассказали, что из себя представляет красный унтер и как ведет занятия, он расхохотался, отошел и приказал позвать красного взводного.
– Ну, брат, теперь твоя жизнь у тебя в руках, – говорил ему есаул М.
Унтер побледнел, но быстро взял себя в руки, смазал голову салом, начистил сапоги, надел фуражку набекрень и отправился… за жизнью или смертью.
– Разрешите войти, ваше превосходительство, – громко сказал он и, получив короткое «войди!», откинул полы палатки, лихо стукнул каблуками и отчетливо стал рапортовать: – Ваше превосходительство, старший унтер-офицер такого-то полка по вашему приказанию прибыл.
Барон долго с ним беседовал, тон его допроса был сух и строг, но, когда он получил спокойный ответ о числе ран у унтера на германской войне, коротко спросил:
– Ты старший унтер-офицер Императорской службы?
– Так точно, ваше превосходительство.
– Ну, так теперь будешь младшим урядником, а хорошо служить станешь, произведу в вахмистра, – сказал барон.
– Рад стараться, – загремел военнопленный, лихо повернулся и весело вышел из палатки.
Через пять минут было видно, как он рвал чистые портянки и делал себе на погоны нашивки-лычки. Среди красных это произвело громадное впечатление, и они в будущем оправдали то доверие, которое оказал им барон. Бесстрашно дрались они с красными, и после, когда все кончилось крахом, ни один из них не остался в окоммунаренной стране. Все они ушли с унгерновцами.
* * *
После ликвидации коммунистического отряда «Ком-ячейки 106» Азиатская конная дивизия не оставалась на отдыхе, еще несколько раз сталкивалась с красными и вела с ними жестокие бои. Унгерн действовал маневром и, держа путь на Верхнеудинск, где он, согласно общему плану, должен был разорвать красный тыл и, заняв город, связаться с семеновскими частями из Читы, бил красных везде наголову. И продвигался дальше, пока на одной из стоянок ему крестьяне не донесли, что против дивизии посланы многочисленные и отборные части 5-й краснознаменной советской армии.
Барон решил не ждать нападения, а самому перейти в последнее, а потому вышел со своей дивизией красным навстречу, оставив на стоянке, в резерве, 4-й полк. Красные во много раз превосходили числом, артиллерией и пулеметами бароновцев, и конные атаки последних давали лишь потери, но сломить врага не могли.
Бой шел целый день не прекращаясь ни на минуту, и Унгерн носился среди своих разбросанных сотен, как демон ада и мести. Красные цепи не доходили до унгерновских позиций, они немедленно сметались, а барон уже вырывал с позиций одну или две сотни, вел ее в обход и с тыла или фланга, в конном строю обрушивался на красных. Те отходили на свои линии, барон бросался снова в атаку, но сил было мало, и снова начинался маневренный бой. 4-й полк все еще оставался в резерве.
Офицеры полка сошлись в одну из палаток и занимались спиритизмом. На опрокинутом ящике по бумаге двигалось спиритическое блюдечко и открывало тайны. Руководил всем сеансом медиум, а офицеры задавали вопросы.
Они спрашивали: «Как идет бой?» Блюдечко отвечало: «Много потерь, много убито офицеров, но успешно». – «Барон Унгерн убит или нет?» – задавался вопрос. «Нет», – был ответ. «В июле месяце он будет убит?» – «Нет», – снова выводило буквы блюдечко. И добавило: «От дивизии он уйдет». – «А вызовет сейчас нас барон или нет?» – спросил один из офицеров. «Вызовет», – был категорический ответ. «А ну его к черту, это блюдце, все врет», – с раздражением сказал один из офицеров и стал раздвигать полы палатки, чтобы выйти. В это время в ночной тишине послышался конский топот, который все приближался и скоро замер у палатки.
– Где командир полка? – послышался голос. – Приказание от барона Унгерна.
И это был приказ полку срочно выступить на помощь дивизии.
Было 12 часов ночи. Блюдечко было право. Полк крупной рысью скрылся в ночной темноте и скоро вошел в гущу боя.
Стало немного отзаривать, и барон снова бросил на красные позиции свои сотни
