Григорий Речкалов - В небе Молдавии

- Ну, вот ты и дома. Три дня на отдых. - Майор вытер вспотевшую после рома лысину. - Командиру полка все расскажу чин чином.

Да, я дома. Что может быть приятнее - выпутавшись из беды, после всех невзгод сбросить заляпанные грязью доспехи и попасть в тепло своей комнаты!

Теперь можно слегка подшутить над женой: ведь ничего особенного не случилось. Маленькое летное происшествие, ночь, одиночество, раздумья... Нет, лучше не вспоминать.

На следующий день мы с самого утра пошли бродить по городу. После полуторамесячного житья в казарме небольшой бессарабский городок показался мне столицей. Чистые зеленые улицы, красивые витрины магазинов, пестрые афиши, горластые мальчишки-газетчики - на все это я смотрел во все глаза, как только что вырвавшийся на волю заключенный.

На базарной площади стоял разноязыкий гомон; здесь можно было услышать румынскую и украинскую речь, немецкую, исковерканную русскую. Сегодня, как впрочем и каждый день, сюда съехалось множество крестьян. Фрукты, овощи, мясные туши - всего в изобилии, все дешево.

В маленьком обувном магазинчике услужливая продавщица долго обхаживала жену, какие только туфли ни предлагала, снимая их с зеркальных полок ловкими красивыми движениями: замшевые, лакированные, из крокодильей и змеиной кожи. "Только, ради бога, купите", - просили ее руки, улыбка. И мы купили, дабы наградить внимание продавщицы, ее милую настойчивость.

Уже порядочно припекало, когда мы, нагруженные свертками, на извозчике подкатили к дому. Фиса сияющими глазами поглядывала на обновки. Ее похудевшее лицо оживилось, на щеках играл румянец.

- Мне так не терпится примерить все это, что я готова без обеда остаться.

Шаркая шлепанцами, в комнату вошла хозяйка и дала мне записку.

От кого бы? Я развернул листок. Дежурный по штабу просил меня срочно явиться на аэродром.

- Что-нибудь случилось?

- Не знаю. Но, кажется, наотдыхался.

Фиса сразу как-то сникла.

- Может, пообедаешь? Я быстро...

- Нет, лучше помоги мне собраться, вызывают срочно.

"Кому же я так скоропостижно понадобился?"

Над аэродромом кружились самолеты. Чтобы не дать повода для лишних разговоров, я рассчитался с извозчиком у границы летного поля. Все вокруг заросло ромашкой, сплошное белое море цветов простиралось даже там, где поле подходило к стоянкам. В линейку вытянулись распластанные темно-зеленые "миги". На пригорке по-прежнему пылили бульдозеры, прокладывая дорогу.

Две ласточки выпорхнули из-под ног и помчались "на бреющем полете" над головками ромашек. Они летели вдоль стоянки, взмывали горкой, опускались вниз, бесшумно скользили мимо озабоченных людей, словно хотели понять причину их напряженной нервозности.

На КП Дубинин суетливо потер руки и быстро, как всегда, проговорил:

- Явились? Хорошо. Сейчас вызову Комарова, пойдем в штаб полка.

Я осмотрелся. Ничего здесь не изменилось с позавчерашнего дня: к столам были прибиты коптилки; от заплесневелых стен привычно исходил тяжелый запах, в углу висела карта района полетов. Чувство беспокойства не покидало меня. Что-то говорило о невидимых переменах.

Наконец появился Комаров.

- Куда же вы запропастились? - раздраженно заметил комэск.

- "Чайку" Речкалова смотрел, товарищ старший лейтенант. Только что привезли с вынужденной.

- Сильно поломана? Куда поставили?

- Притащили к ПАРМу{3}. А повреждения... По-моему, их куда меньше, чем у Хархалупа.

- Не уходите, сейчас пойдем докладывать. Борис подошел ко мне, крепко пожал руку:

- Ну, как себя чувствуешь? Что со щекой?

- Спасибо, хорошо. Щека-то? Пустяк, ссадина небольшая, скоро пройдет. Не знаешь, зачем меня вызвали?

Комаров удивленно присвистнул:

- Тебе что, не сказали?

Тут настала моя очередь удивиться.

- Генерал Осипенко вызывает, - пояснил он. - Сегодня утром прилетел. Такое тут было!..

Что именно было - я не узнал: комэск заторопил нас.

- Подождите здесь, я доложу, - сказал он, когда мы подошли к небольшому "квадрату".

Полковое начальство окружило невысокого плотного человека в синем комбинезоне. Мы не слышали, что он говорил, но по тому, как он выразительно жестикулировал, показывая то на стоянки, то на занятых своим делом людей, можно было догадаться - давал "руководящие указания". Изредка к группе подбегали офицеры, замирали в ожидании распоряжений и пулей срывались назад.

- Борька, который там генерал?

- Комиссар с ним разговаривает.

- А маленький, коренастый, к которому Дубинин подошел?

- Да ты что, не узнал? Сорокин, бывший комэск первой эскадрильи. Он теперь инспектор дивизии.

Сорокин глянул в нашу сторону и что-то сказал тому, кого Комаров назвал генералом.

Дубинин подбежал к нам:

- Пойдемте. Да смотрите - докладывать четко. Вы, Речкалов, первый.

Проторчав целые сутки на вынужденной посадке, я успел десятки раз проанализировать свои действия. Инспектор полка разбирал всё по горячим следам и ничего предосудительного не нашел. Но я чувствовал, что конец мытарствам еще не наступил.

Дубинин перешел на строевой шаг, приложил руку к козырьку. Мы сделали то же самое.

- Товарищ генерал, докладывает командир первой эск...

- Отставить! - прервал его резкий окрик. - руку держите? Не умеете подходить к генералу, а еще комэск. Повторить!

Мы повернулись, отбежали немного и вновь пропечатали строевым шагом.

- Ну, кто из вас сел на вынужденную?

- Я, товарищ генерал-майор.

- Фамилия?

- Младший лейтенант Речкалов.

- Вижу, что младший лейтенант, а не генерал. Кубики на петлицы нацепил, а НПП{4} не знаешь.

К этому времени я уже поднакопил житейский опыт - знал, например, что возражать начальству нельзя. И все-таки, когда меня несправедливо обвинили в незнании НПП, - а уж в этом я разбирался хорошо, - удержаться не смог:

- Товарищ генерал, наставление по производству полетов я знаю.

- Вы слышите? - удивился генерал и повернулся к командиру полка. - Он знает!

Иванов смотрел в сторону, чуть склонив голову набок. Я обратил внимание на прутик в его левой руке. Прутик резко, со свистом, бил по голенищу - верный признак, что командир полка видит непорядок и нервничает, - об этом барометре в полку знал каждый.

Все молчали. Только в воздухе гудели моторы. Я почему-то ждал ответа Иванова.

Комдив, должно быть, понял, что командир полка промолчит.

- Разбить самолет, нарушить НПП, где черным по белому написано: посадку на "живот" производить на пахоту вдоль борозд, а не на твердое поле, - и после этого заявлять мне о знании НПП!

- Товарищ генерал, когда это случилось, он летел на малой высоте и там не было...

- Матвеев, я все знаю.

Начальник штаба развел руками, как бы утверждая этим жестом: знаете, так зачем об этом говорить, но все же добавил: