Василий Минаков - Фронт до самого неба (Записки морского летчика)

— А зачем нам это старье, И-5, товарищ майор?

— Пригодится. Пулеметы на нем стоят? Значит, будем на штурмовку ходить. Все, что может стрелять, должно сейчас стрелять по фашистам!

Залезая в кабину, обернулся, с досадой кивнул на хвост, торчащий из оврага.

— Видал, куда Пашуна занесло? Опытный летчик, был в Одессе и Севастополе…

— Знакомое дело.

— Не надо планировать на повышенной скорости…

Кроме машин нашего полка, на аэродроме находилось еще десятка три самолетов различных типов.

— Чьи это?

— Воздушной армии. Полки разные. Со всей Кубани слетелись…

Белореченский аэродром был непривычно пуст. Тишина. На том месте, где стоял И-5, - черное пятно. Истребитель поторопились сжечь, чтобы не достался врагу. Подвезли запчасти. Быстро загрузившись, мы вернулись в Адлер.

Ночь провели под машинами. Охраны аэродрома не было, службы тыла находились еще в пути. Нарвав кукурузных листьев, расстелили на них моторные чехлы, и постель готова. Распределив вахту, заснули крепким сном.

На другой день устроили стоянку для самолета, закатили его, замаскировали огромными лопухами, скрепив их шпагатом. Обед никто не подвозил, наварили молодой кукурузы, а на десерт нарвали фруктов. Все дни и ночи проводили у самолетов, используя вынужденную паузу для ремонта и проведения регламентных работ.

Однажды на аэродром прибыл начальник политотдела 63-й авиационной бригады полковой комиссар Соловьев. Осмотрел стоянки, поинтересовался настроением, проинформировал о положении на фронтах. На нетерпеливый вопрос, когда мы включимся в боевую работу, обещал:

— На днях, товарищи. Тылы еще не подтянулись. Автомобиль — не самолет. Отдохните, приведите себя и матчасть в порядок, чтобы после сторицей отдать долг фашистам за потерянные дни.

Оказалось, что для нас готовится посадочная площадка где-то на мысе, а сюда перелетит 40-й авиаполк [75] из Елизаветинской: на краснодарском направлении тоже создалась тяжелая обстановка. Наш полк включен в состав 63-й авиационной бригады, в которую еще входят 5-й гвардейский и 40-й авиационные полки.

На четвертый день подвезли топливо, заправили самолеты, и мы перелетели на новый аэродром на песчаном мысе. Хотя взлетная полоса тут тоже была невелика, но подходы открыты с двух сторон. Самолеты укрыли под кронами гигантских деревьев, глядя с воздуха, нельзя было и предположить, что здесь разместился целый авиаполк. Все уже было подготовлено для непосредственной боевой работы.

Утром передали приказание всем собраться у самолета комэска. Задание на вылет? Оказалось, не то: комиссар эскадрильи старший политрук Николай Григорьевич Ермак развернул газету "Красный черноморец":

— "…Родина переживает тяжелое время. Наступили решающие дни войны, решительные бои, от исхода которых зависит судьба нашего государства, судьба нашего народа… Оставляя на своем кровавом пути дымящиеся развалины… бандиты Гитлера рвутся очертя голову… Нависла реальная угроза над побережьем Азовского и Черного морей, на защите которых стоят черноморцы. Морякам Черноморского флота Родина дает строгий и властный приказ: не отступать ни на шаг, любой ценой держать свои позиции, защищать их во что бы то ни стало. Слушай, черноморец, этот приказ!"

Когда комиссар закончил, наступила мертвая тишина.

Комэск окинул взглядом суровые лица летчиков.

— Кажется, все ясно, друзья. Беспощадно истреблять фашистских гадов! Нет этим извергам места на нашей земле!

И, как назло, пошли грозовые дожди.

Ночью 41 августа Осипов вылетел на разведку погоды в район аэродрома Керчь-2, предполагаемого объекта удара. Но разыгравшаяся гроза над Керченским полуостровом вынудила его вернуться.

А с фронта приходили плохие вести. Оставлены Армавир, Невинномысск, Ставрополь, Майкоп, Краснодар… Больно было смотреть на товарищей, родные места которых оказывались под фашистской пятой. Наступил и в моей жизни черный день, оккупанты захватили Минеральные Воды. Что с родителями, с Тамарой? Как бы то ни было, нужно держать себя в руках, нужно![76]

"Ваш вопрос легче"

"Великое сидение" затянулось, погода испортилась окончательно. Каждое утро до боли в глазах всматриваемся в небо, отыскивая хоть какие-то признаки прояснения. Метеосводку ждем так же, как сообщение Совинформбюро. Ни то ни другое не радует. Пропал аппетит, сон стал беспокойным.

Однажды приснилось, что лечу на истребителе. Впереди промелькнул черный силуэт. «Мессер»! Врезаюсь с набором высоты в облака, вываливаюсь ему в хвост. Бью длинными очередями. Отвоевался гад! Ах, ты не один? Сейчас и второму устрою веселую жизнь! Вдруг гром, треск, самолет разваливается, лечу к земле. Дергаю за кольцо, с ужасом вспоминаю, как в училище парашют едва не подвел. Нет, на этот раз повезло. Приземляюсь в кустах, отстегиваю лямки — передо мной фашист, которого я только что сбил. И пошла свалка, то я на нем, то он на мне. Хочу крикнуть — не могу. Он мне в горло вцепился, я ему…

— Ты что, одурел? — отталкивает меня в подбородок ладонью Димыч. Задушить же мог сонного!

— Чепуха какая-то… Нервы…

— К доктору сходи!

— Ладно, не обижайся. А доктор для нас один — летная погода.

Взглянув на друга, невольно расхохотался. Димыч, помятый, взъерошенный, смотрел на меня. Убедившись, что я не свихнулся, расхохотался тоже.

Натянув брюки, я сунул босые ноги в ботинки, вышел на крыльцо. Ночь была тихая, звездная, с моря тянуло приятной свежестью. В голове прояснилось, нервы успокоились. Постепенно в душу вливалось что-то новое, радостное. Звезды! Только сейчас и понял — небо же прояснилось, черт побери!

На другой день, 17 августа, дали «добро» на полеты.

И вот первая боевая задача.

— Противник пятым армейским корпусом наступает на станицу Крымская. Нам приказано воспрепятствовать продвижению его танков и автомашин по маршруту Краснодар — Георгиевск — Афипская. Боевой порядок — три девятки. Первая — шесть самолетов пятого гвардейского авиаполка и звено нашего полка: Балин, Осипов, Минаков. Ведущий — командир эскадрильи майор Минчугов. [77]

Вторая девятка целиком от нашего полка. Ведущий — майор Стародуб. Третья группа — сорокового полка. Предупреждаю: внимательно следить за воздухом, истребителей прикрытия не будет.

Ефремов закончил, скомандовал "По местам!". День солнечный, жаркий, напитавшаяся влагой земля дымится. Комбинезон хоть выжимай, из-под шлема стекают капли. Скорей бы в воздух, там прохладней.

— Ракета! — докладывает Димыч.

Наше звено взлетает первым. Над аэродромом — шестерка гвардейцев. Балин делает разворот, пристраивается к ним в правый пеленг. Ложимся на курс, набираем высоту две тысячи. За Туапсе землю скрывает сплошная облачность. Потом внезапно обрывается, и мы видим темную ленту дороги.