Алексей Карпов - Андрей Боголюбский

Но всё это будет позднее. Пока же, до того как их пути с отцом окончательно разойдутся, Андрею придётся принять участие ещё в одном, последнем походе Юрия Долгорукого на Киев.

Княжение в Вышгороде

13 ноября 1154 года в Киеве умер великий князь Изяслав Мстиславич, «честный, и благоверный, и христолюбивый, славный», как отзывается о нём летописец. Месяца полтора спустя, в последних числах декабря — самом начале января 1155-го, умер и его престарелый дядя Вячеслав Владимирович, старший среди князей «Мономахова племени». Осиротевший киевский стол пытались удержать за собой сначала Ростислав Смоленский, а затем Изяслав Черниговский, которому в войне с Ростиславом помогал сын Юрия Долгорукого Глеб, вернувший себе «отчий» Переяславль. Главную роль в их победе над Ростиславом сыграли половцы, в очередной раз приведённые на Русь Глебом. В те месяцы они бесчинствовали по всей Южной Руси, сея разрушение и смерть и уводя за собой толпы пленных и громадные обозы с награбленным добром. Особенно пострадали Переяславль и округа: половцы сожгли и разграбили все сёла близ города «и много зла створиша». Была сожжена даже Альтинская церковь Святых Бориса и Глеба. Половецкое нашествие затронуло и Киев, и другие города Южной Руси, которые ещё долго не могли оправиться от этого страшного разорения.

Юрий, как всегда, узнавал о случившемся с большим опозданием. Выступив зимой 1154/55 года во главе своих войск из Суздальской земли, он не знал ещё ни о смерти брата Вячеслава, ни о поражении Ростислава, ни о том, что ставший его союзником Изяслав Черниговский «мимо него» занял стольный Киев. Но все эти известия не застали суздальского князя врасплох. Он двигался не спеша, с полным сознанием своей силы. «Златой» киевский стол принадлежал ему по праву «старейшинства», по «отчине» и «дедине». Юрий был уверен в собственной правоте и потому мог не торопить события. По пути он заключил мир сначала с Ростиславом Смоленским, признавшим его «старейшинство», затем со Святославом Ольговичем. Вынужден был подчиниться и Изяслав Давыдович. «Мне отчина Киев, а не тебе!» — с таким грозным предостережением обратился к нему Юрий. И действительно, отец Изяслава Давыдовича в Киеве никогда не княжил, в отличие от отца самого Юрия. Этого окрика оказалось достаточно: Изяслав предпочёл добровольно покинуть Киев и вернулся к себе в Чернигов. 20 марта 1155 года, в Вербное воскресенье, Юрий торжественно вступил в стольный город Руси. Началось его третье, последнее киевское княжение.

Старшие сыновья сопровождали его в этом походе и вместе с ним вошли в Киев. Юрий поспешил рассадить их на княжения в ближние к Киеву города. За то время, пока он отсутствовал в «Русской земле», здесь многое изменилось, но Юрий словно бы не замечал перемен. Он действовал точно так же, как и шесть лет назад, когда в первый раз занял «златой» киевский стол, лишь слегка изменив расстановку действующих лиц, своих сыновей. Старший, Андрей, вновь получил Вышгород, Глеб сохранил за собой полюбившийся ему Переяславль, Борис был посажен в Турове, а Василько — в Поросье (вероятно, Торческе, главном городе в земле «чёрных клобуков», торков). Ещё один сын Юрия Мстислав княжил в то время в Новгороде, куда был приглашён самими новгородцами. Казалось, он прочно обосновался в городе, пустил здесь корни: вскоре после вокняжения Мстислав вступил в брак с дочерью видного новгородского боярина Петра Михалковича. Однако княжение его продлится недолго (Мстислав будет изгнан из Новгорода перед самой кончиной Юрия Долгорукого, весной 1157 года). Суздальскую землю Юрий, как и прежде, оставлял за своими младшими сыновьями. Только теперь это были самые младшие из них, младенцы Михалко и Всеволод: первому к тому времени было едва ли больше трёх-четырёх лет, второму вообще только-только исполнилось пять месяцев. Прежде чем покинуть Суздальскую землю и отправиться на княжение в Киев, Юрий привёл жителей Суздаля, Ростова и Переяславля — главных городов княжества — к крестному целованию в том, что после его смерти именно его младших сыновей они примут на княжение{49}. Пока что Михалко и Всеволод вместе с матерью оставались в Суздале. Однако пребывание их здесь не затянулось. Уже летом того же года княгиня «Гюргевая», «и с детми своими», покинула Суздальскую землю и направилась к мужу. Путь её пролегал через Смоленск, где она встретилась с князем Ростиславом Мстиславичем, новым союзником её мужа. Для Ростислава княгиня была «стрыиней», то есть тёткой, женой родного дяди, и он отнёсся к ней с подобающей почтительностью и лично сопроводил её и детей к Юрию. Очевидно, править Суздальской землёй от имени Юрия должны были теперь его наместники.

В событиях первых месяцев киевского княжения Юрия Долгорукого участие Андрея никак не проявилось. (Если не считать указания В.Н. Татищева на то, что именно он сумел убедить отца заключить мир с сыновьями покойного Изяслава Мстиславича Мстиславом и Ярославом, обосновавшимися в Луцке: узнав о том, что Юрий мириться не собирается, Андрей будто бы спешно приехал в Киев и «наедине отцу с покорностию говорил», причём Татищев приводит и речь Андрея, обращенную к отцу и полную пафоса и патетики: «Отче, почто хочешь на братию твою воевать и их отеческих наследий лишать? Ты бо и без того много имеешь, что бо тебе будет аще и весь мир приобрящешь, а душу свою отщетишь, какой ответ в день судный пред Судией нелицемерным дашь?..» и т. д.; Юрий же, «прилежно выслушав и умолчав неколико, рассуждая в себе», расплакался и тут же повелел послать за братьями Изяславичами, обещая им мир{50}.[20] Но эта речь, вне всяких сомнений, сконструирована самим Татищевым и имеет очевидную цель: показать различия между чисто государственным интересом, который отстаивал Юрий, и принципами «морали и закона естественного», присущими Андрею, — а это, заметим, излюбленная тема Татищева как историка и моралиста. Доверять его свидетельству, не подкреплённому сохранившимися летописями, едва ли возможно.)

Эта отстранённость Андрея вполне объяснима. То, как действовал его отец, утверждая свою власть над Русской землёй, то заключая союзы, то диктуя свою волю другим князьям, нисколько не устраивало его. Положение Юрия в Киеве лишь на первый взгляд казалось прочным. На самом деле удержать Киев он мог, только опираясь на союз с противостоящими друг другу княжескими группировками — прежде всего черниговскими князьями, с одной стороны, и князьями «Мстиславова племени» — с другой. До поры до времени ему это удавалось. Но князья, входившие в эти группировки, преследовали свои цели, отнюдь не совпадавшие с тем, что мог предложить им Юрий. Так, черниговский князь Изяслав Давыдович, однажды уже побывавший на «златом» киевском престоле, мечтал вернуться на него, считая себя ничуть не «младше» Юрия и не менее его достойным «старейшинства» в князьях; братья же Изяславичи, Мстислав и Ярослав, не могли удовольствоваться на двоих одним Луцком, стремясь к большему, и главное, к возвращению себе Волыни (которую Мстислав Изяславич и захватит летом 1156 года, изгнав оттуда своего дядю Владимира «Матешича», поддерживаемого на тот момент Юрием). Умиротворить Мстиславичей Юрий пытался за счёт князей Черниговского дома, а для того, чтобы заручиться поддержкой последних, ему приходилось ущемлять интересы племянников. Получался замкнутый круг, вырваться из которого Юрий не мог. Действуя не слишком продуманно, он добьётся лишь того, что его потенциальные противники — и черниговские князья, и братья Изяславичи, и даже миролюбивый Ростислав Смоленский — объединятся против него самого. Не удастся ему заключить прочный мир и с половцами, которые при смене князей в Киеве всегда проявляли особую агрессивность, считая себя свободными от прежних обязательств.