Борис Тененбаум - Великий Наполеон

Кроме этих учреждений, был создан еще Государственный совет, где, собственно, серьезные дела и решались. Конституция была готова уже через месяц после ноябрьского переворота, утвердить ее должен был всенародный плебисцит, но правительство объявило, что действовать Конституция начинает немедленно, дабы не оставлять опасной пустоты и неуверенности, а саму процедуру плебисцита оно назначает на 25 декабря 1799 года (4-е нивоза VIII года Республики) и возлагает ответственность за его проведение на министерство внутренних дел и лично на министра внутренних дел, гражданина Люсьена Бонапарта.

II

Вот по поводу гражданина Люсьена Бонапарта есть смысл поговорить подробнее. Ему в 1799 году было 24 года, и выделялся он главным образом буйным красноречием – именно из-за него семье Бонапартов в 1793-м и пришлось бежать с Корсики. Образование Люсьена оставляло желать лучшего, его административный опыт равнялся нулю, в правительстве, составленном его братом, Наполеоном Бонапартом, на все ключевые посты назначались чрезвычайно квалифицированные люди, вне зависимости от их, так сказать, «…партийных родословных…» – почему же важнейшее в тот период министерство было поручено именно Люсьену? Первый Консул совершенно не посчитался с якобинским прошлым Жозефа Фуше и оставил ему его должность министра полиции. Талейран как был министром иностранных дел при Директории, так им и остался – его способности были настолько очевидны, что перевешивали все его грехи. Конечно, все знали, что Наполеон Бонапарт хорошо относится к своим родственникам, но, право же, Люсьену можно было найти какую-нибудь хорошо оплачиваемую синекуру, а не доверять надзор за плебисцитом, от результатов которого зависело столь многое.

Плебисцит, кстати, дал блестящие результаты – три миллиона одиннадцать тысяч семь голосов проголосовали за новую Конституцию, и только одна тысяча пятьсот шестьдесят два голоса было подано против нее. Именно эти цифры приводят все без исключения источники, и они повторены в классической работе Е.В. Тарле без малейших возражений. Говорится, правда, о том, что солдаты в армии голосовали кое-где по полкам и отвечали на вопросы своих командиров хором – но это и понятно, ибо в армии было много неграмотных, и в целом она так или иначе стояла на стороне Бонапарта.

Но вот в англоязычной литературе [1] высказывается мнение, что результаты плебисцита были грандиозной подделкой, что всего было подано около 5 миллионов голосов, и за Конституцию проголосовало не более полутора миллионов человек – а исключительно удачный для Первого Консула исход голосования есть в чистом виде результат махинаций с избирательными бюллетенями, и проделали эти махинации сотрудники министерства внутренних дел по указанию и под надзором самого министра, гражданина Люсьена Бонапарта – и что и назначен-то он был на этот пост именно с целью обеспечить «…правильные результаты…».

Честно говоря, предположение это кажется чрезвычайно правдоподобным. Мы уже видели, как изобретательно был составлен финансовый отчет генерала Бонапарта о добыче, взятой им на Мальте, – из нескольких миллионов франков в золоте в Париж было отправлено чуть больше 100 тысяч, все остальное в бумагах даже и не появилось. Зато отчет содержал «…тщательно документированные цифры…», подсчитанные с точностью до одного франка. Так вот, подсчет количества голосов «за», показавший превышение над голосами «против» примерно в две тысячи раз – три миллиона против полутора тысяч – и подсчитанный с точностью до единицы, как-то разительно напоминает «мальтийский» финансовый отчет.

Составление такого отчета и впрямь следовало поручать близкому родственнику – на его лояльность можно было положиться, даже если он не был годен ни на что другое.

И он действительно не был годен – очень скоро Первому Консулу Республики, гражданину Наполеону Бонапарту, пришлось уволить министра внутренних дел, гражданина Люсьена Бонапарта, за грандиозные растраты.

Беднягу перевели на дипломатическую работу, послом в Мадрид.

III

Секретарь Наполеона Бурьен вспоминал потом, что тот любил принимать горячие ванны и мог по два часа кряду лежать в воде, куда время от времени подливался чуть ли не кипяток. Во всяком случае, ванная комната настолько клубилась паром, что сидевший рядом с ванной Бурьен не всегда мог различить лицо своего шефа. А сидеть рядом с ванной Первого Консула Бурьену приходилось по долгу службы, потому что в это время он работал: читал своему начальнику вслух поступавшие отчеты и делал на них отметки, следуя отдаваемым ему распоряжениям и указаниям: Первый Консул работал по 17–18 часов в сутки и прерываться не хотел. А тот факт, что он лежит в горячей воде и в силу этого сам просматривать бумаги не может, непреодолимым препятствием не считал. Итак, верный Бурьен читал вслух все, что ему было велено: свежие газеты, памфлеты, рабочую документацию – и записывал накладываемые на все это резолюции, которые следовало воспринимать очень и очень серьезно. Процитируем по этому поводу слова Д.Чандлера, английского историка, читавшего в Сэндхерсте курс по Наполеоновским войнам:

«…из паров консульской ванны, как из облаков, окутываших гору Синай в Ветхом Завете, исходил Закон…»

Кстати – о свежих газетах. Одним из первых распоряжений новой власти было закрытие 60 из 73 парижских газет. Первый Консул не столько сокращал своему секретарю объем работы, сколько закрывал рот «…источникам недостоверных слухов и непроверенных сведений, идущих во вред национальным интересам…».

Заботу о национальных интересах Наполеон Бонапарт брал на себя. В течение всей зимы его правительство делало попытки найти какой-то работающий компромисс с Англией и с Австрией – было очень желательно остановить войну. Было известно, что российский император Павел Первый рассорился со своими союзниками, было известно, что Пруссия присоединяться к Второй Коалиции не хочет, но мятеж роялистов в Вандее все шел и шел, и Франция, уставшая от войн, хотела успокоения. Так что, скорее всего, уверения Первого Консула о его стремлении к миру были вполне искренними. Другое дело, что сторговаться с противником никак не получалось: англичане считали, что мир с Францией при условии продолжающейся французской оккупации Голландии и теперешней Бельгии невозможен, а австрийцы вовсе не горели желанием вернуть Республике итальянские завоевания, сделанные генералом Бонапартом в славном 1796 году.

В общем, велись и приготовления к военной кампании. У Наполеона Бонапарта зимой 1799–1800-го имелась, помимо широких масс, одобривших переворот (хотя бы и с действенной помощью Люсьена Бонапарта), так сказать, и «…вооруженная часть электората…» – армия. Вот за ней самовластный Первый Консул очень и очень ухаживал. И не без успеха. Приведем цитату из частного письма другу, написанного в то время генералом Сультом: