Нина Одолинская - Советские каторжанки

Сердечников и туберкулезников выводили в карьеры до тех пор, пока люди не падали, окончательно обессилев. Правда, для них существовали бригады третьей категории по здоровью — там выполняли работы, за которые строительные организации не платили: очистку от снега всех подъездных дорог и забоев, вскрышные, всякие побочные, вспомогательные земляные работы, не связанные с погрузкой. Паек в этих бригадах полагался меньший, а мерзнуть приходилось больше, потому что в сильный мороз работа с лопатой не согревала — только кайло и погрузка. Обогреваться в бараках им приходилось реже, чем работягам из забоя. В забое, когда сделана заготовка, а транспорта нет, можно было пойти на обогрев сверх положенного. Единственное преимущество — для третьей категории была установлена актированная погода: при морозе выше 45°С на работу не выводили.

Девчат щадили только строители. Может быть, не столько щадили, сколько уступали необходимости прекращать работы при больших морозах. Иногда, если очень уж свистела морозная пурга, не подавали вагонов, не присылали автомашин. В такие часы конвоиры спускались со своих вышек и приходили в балок. Веселые, молодые, жизнерадостные парни в тулупах вваливались, как заиндевелые медведи, и всем было весело и хорошо, пока не прибегал кто-то с криком: «Проверяющий идет!». Проверяющего можно было увидеть издалека, когда он шагал по пустынной дороге к карьеру и полы офицерской шинели мотались по ветру. Подойти к карьеру незамеченным было невозможно.

Часовые мчались к своим вышкам. Проверяющий заставал на объекте полный порядок и уходил довольный. Самым добрым из конвоиров был круглолицый и добродушный солдат Вася. Его смены всегда ждали и радовались ему. Он вообще почти не сидел на посту, ходил по карьеру, балагурил, шутил, грелся вместе со всеми и, когда кончалось курево, кричал: «Эй, бабы, у кого закурить найдется?». Закурить, конечно же, находилось обязательно — как могло быть иначе? Зато если у курящих женщин заканчивалось махорка — никогда Вася не отказывал в щепотке на закрутку. Курили, естественно, только махорку.

Больше всего Вася заслужил любовь девчат тем, что брал письма и отправлял их. И письма доходили. Это дорогого стоило: ведь писать домой разрешали только два раза в год. Через него и я посылала домой весточки с «приветом от тети Шуры» — условным знаком нелегально посланного.

Много лет прошло с тех пор, но очень хотелось бы мне найти и поблагодарить доброго, бесхитростного Васю, который столь бескорыстно помогал нам, работавшим на пикете 64, поддерживать связь с близкими. Но, к сожалению, это невозможно.

Вскоре к нам в лагерь прислали «режимников», привезенных из Тайшета и Мариинска. Те рассказывали о работе на лесоповале и на шахтах, о том, как там не только тяжело, но и страшно. Хлысты-бревна надо штабелевать, а потом грузить на баржи — и все вручную. Много девчат покалечилось на такой работе. А в шахте — еще страшнее.

— У вас тут хорошо, — говорили они. — Никакой опасности, под небом работать легче. На свежем воздухе, под солнышком. Бревна под ноги не катятся...

«Все относительно, — подумала я. — Как бы плохо ни было — всегда может быть гораздо хуже», — вспомнила философию вольтеровского Кандида. Утешение, впрочем, слабое...

Глава 11. МАРИЯ И МАРИЙКА

В этот день пурга лютовала еще с ночи, врывалась в открываемую дверь клубами пара и струйками мелкого снега. Девчата вставали очень неохотно, зевали, кряхтели, кашляли, но собираться на работу все равно надо, никуда не денешься. Быстро съели розданный дневальными завтрак, погремели мисками в умывальнике.

Высокая, статная, пышущая здоровьем и молодостью бригадирша Мария, потянувшись, нараспев произнесла:

— Ой как не хочется на работу идти! Ну просто никогда такого не было. И сон плохой снился. Не знаю, к чему он...

Но рассказать сон она не успела — пришел нарядчик, крикнул с порога бодрым голосом:

— Выходим! Побыстрее, бабоньки, теплее одевайтесь! Выходим! Мария заторопилась вместе со всеми, на ходу крикнула звонко и властно:

— А ну вышли все! Давайте быстрее!

Женщины кучками собирались у проходной, топтались на месте, чтобы не потерять внутреннее, еще ночное тепло. Заглядывали друг другу в лицо, поправляли себе и товаркам повязки. Закрывали лицо от обжигающего ветра, заматываясь поверх шапки платками. У многих платки заменял квадратный кусок белой байки, выданный для портянок. Кроме того, на лицо накладывалось тряпица, засунутая концами под уши шапки и закрывающая нос до самых глаз.

— Внимание! — выкрикивает начальник конвоя. — Разобраться по пять! Из строя не выходить, не отставать, не разговаривать! При выходе из строя шаг влево, шаг вправо — стреляю без предупреждения!

Женщины, взявшись за руки, плотными рядами шагали к темневшей в стороне от ворот колонне и пристраивались к ней.

...Колонна дрогнула и начала вытягиваться на дорогу. Шли как всегда, каждый день, плотными пятерками, взявшись за руки, покачиваясь на ходу в такт шагам. Черно-серые, закутанные и поэтому неуклюжие и нескладные фигуры без всякой команды невольно подчинялись ритму хрустящих по снегу шагов впереди идущих, и скоро вся колонна шагала в ногу. Лиц не было — были грязно-белые маски, в верхней щели которых блестели спокойные глаза, а из нижней вырывались струйки пара от дыхания.

Темные уши шапок закуржавели от инея. Торчали согнутые руки в бесформенных черно-серых ватных рукавицах. Каторжанки были похожи на колонну закутанных роботов, шагающих медленно, но неотвратимо вперед, к какой-то цели.

По обочинам шли вооруженные солдаты с овчарками на поводке. Охраняли безоружных женщин, чтобы не сбежали или не напали на вооруженных мужиков...

Снова ворота, счет при входе в рабочую зону карьера, но здесь это делается быстро, по-деловому. И сосчитанные, прибавив шаг, а то и бегом мчатся в балок — поскорее к печке, высушить свои тряпицы, прикрывающие нос, согреть пальцы рук, а иногда — успеть снять валенки, согреть занемевшие, обмороженные и потому чувствительные к холоду пальцы ног. В балке открывались молодые, раскрасневшиеся лица, все весело галдели, радуясь теплу. Это были блаженные минуты передышки после морозного пути в ожидании бригадиров, которые ушли в контору за заданием. Пришли бригадиры.

— Девчата! Мои! — выкрикнула Мария.— Идем в забой! Выходим!

Все получили кайло и лопаты и стали в забоях сбрасывать в кучи взорванные перед их приходом глыбы песка. Большие куски — отдельно, мелочь под лопату — отдельно. Так легче грузить на вагонетки с высокими бортами, стоящие к тому же на высоких рельсах. Линию для вагонеток время от времени передвигали по мере углубления в выемки грунта, поэтому шпалы и рельсы всегда лежали выше основания забоя.