Василий Соколов - Избавление

Слушая, Паулюс нервно подергивался лицом. Его будто колотил озноб. Пик счел уместным заметить, что, наверное, фельдмаршал утомился и надо прервать разговор, на что тот медленно процедил:

- Нет-нет, я просто... - не окончив фразы, Паулюс неопределенно развел руками. - Говорите. Только по нашей пословице: поздно советовать, когда дело сделано.

Полковник Адам, все время сидевший молча, почтительно кивнул фельдмаршалу и не удержался:

- У нас, немцев, есть и другая пословица. Хотите, я ее напомню?

- Пожалуйста, - попросил Пик.

- Танцы перед смертью не в моде.

Паулюс поморщился, видно, выражение это ему пришлось не по нутру, и Адам прикусил язык, чувствуя себя виноватым. Тягостную паузу нарушил Вильгельм Пик:

- То, что сказал Адам нашей немецкой пословицей, отвечает истине. Там, на фронте, где еще потоками льется кровь, совсем не до танцев.

- Это я и хотел сказать, а не обидеть господина фельдмаршала, заметил в свое оправдание полковник.

- Коль уж перешли на пословицы, то позвольте еще одну привести: учатся до тех пор, пока живут, - сказал Пик. - Это более всего соответствует нашему положению. И пока мы живы, мы должны учиться избирать для себя верную дорогу, выходить даже из невозможного. Вы думаете, мне легко долгие годы жить в эмиграции, вдали от фатерлянда? Нет, тяжко и обидно. Тяжко и обидно потому, что наша партия, Коммунистическая партия Германии, - с ударением подчеркнул Вильгельм Пик, - предупреждала еще перед тридцать третьим годом: "Гитлер - это война". К сожалению, мы не смогли помешать приходу фашистов к власти и тем несчастьям, которые они принесли. Слишком неравная была борьба. Оголтелые коричневорубашечники-штурмовики прокладывали путь Гитлеру погромами, пулями, виселицами, устрашающими ночными факелами и кострами, на которых сжигали книги лучших умов. Но идеи не сжечь, можно расстрелять человека, расправиться с ним физически, как расправляются долгое время с Тельманом, находящимся в заточении. Но идеи не убить. Ложь проходит, туман заблуждений рассеивается, правда остается. И мы станем наивными глупцами, если будем равнодушно взирать, как Гитлер ведет немецкий народ и армию к последней катастрофе.

В словах Пика, в твердом и уверенном тоне его звучала сила убеждения.

- Что вы конкретно предлагаете? - не удержался спросить фельдмаршал, глядя на собеседника уже заинтересованно.

В это время в комнату постучали, негромко, совсем тихо. Адам пригласил войти, и в дверях появилась девушка в белом переднике и в чопорно взбитом кокошнике. В руках она держала поднос - предложила кофе с ломтиками сухой колбасы и печенье в коробке.

Вильгельм Пик пытался с ней заговорить на немецком языке, но она непонимающе повела плечами и, поставив на-край стола поднос, проворно полезла в карман за разговорником.

- Не беспокойтесь, не беспокойтесь, - заговорил по-русски Пик и спросил, как ее зовут, и где она живет, и есть ли у нее родители...

Она ответила:

- Господина, как вас уж величать-то... все интересует, да сказать ничего не имеем, окромя горя. - И поспешно заключила: - Да боюсь, не поймете. Помню, еще батька говорил: чужая беда не болит...

- Какое же у вас горе?

Девушка беззвучно шевелила губами, тужась произнести, и наконец выдавила:

- Батька мой... взятый на войну... В сорок втором, в мае месяце около Харькова... полег. Похоронку прислали.

Фельдмаршал Паулюс, услышав знакомое название города, где воевала его армия, уставился на девушку остановившимися глазами, нахмурился.

- И вы теперь с кем же? Мать, братья есть? - допытывался Вильгельм Пик.

- На маминых руках пятеро малышей, окромя меня, я-то уж взрослая, могу и сама прокормиться. - Она повременила и, как показалось, гневно добавила, косясь на фельдмаршала, на его серебряный мундир: - И зачем войну затевал? Окромя бед, от нее, проклятой, ничего не жди... Вот и он сидит сейчас, пленный, и тоже клянет теперь...

- Кого?

- Войну и небось самого себя... Извините меня, - и девушка, скорбно поджав губы, удалилась из комнаты.

- Видите, еще одна трагедия, - заговорил Вильгельм Пик поникшим, совсем печальным голосом. - И несмотря на это, девушка нас обслуживает. Откуда ей ведать, кто мы, знает только, что немцы, воевали и, значит, убивали таких, как ее отец. Разрушили мир войною...

Черный кофе остывал, никто к чашкам не притрагивался.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

На другой день с утра встреча возобновилась.

То и дело полковник Адам порывался встать и уйти - думалось, что сейчас начнется сугубо доверительный разговор и ему неудобно, просто неприлично оставаться. Но всякий раз Вильгельм Пик взглядом давал понять, что Адам вовсе не мешает, пусть слушает вместе со своим командующим. Более того, сам Адам чувствовал, что ему необходимо остаться, чтобы многое понять и извлечь для самого себя.

В комнату, как всегда без стука, вошел генерал Артур Шмидт. Его рабочая блуза и руки, заляпанные землею, вовсе не выдавали в нем былого начальника штаба армии.

Он попеременно смотрел то на фельдмаршала Паулюса, то на Вильгельма Пика, о присутствии которого уже пронюхал, и проговорил с присущей ему злобой:

- Знаю, вы замышляете тут, как разбить Германию, похоронить ее. Но это от вас не зависит! Германские войска воевали и будут воевать, несмотря на потерю 6-й армии. Это, господа, еще не поражение великого рейха, так что успокойтесь. - Артур Шмидт покинул комнату.

Вильгельм Пик был поражен его наглостью, некоторое время молчал и, встав, спросил, глядя на фельдмаршал" в упор:

- Он всегда такой... рьяный нацист?

Паулюс промолчал. За него ответил с усмешкой Адам:

- Это действующая модель третьего рейха. Злой дух в натуральном виде.

- Почему злой дух? - недоуменно спросил Вильгельм Пик.

- Так звали его в армии. Неисправимый злой дух. Не обращайте на него внимания. Бог с ним!

- Как не обращать внимания? - удивился, не соглашаясь, Пик. - Вот такие, как Артур Шмидт, и повели Германию на войну, на разбой. А приведут к катастрофе, к гибели, и, надеюсь, в скором времени. И мы, политэмигранты и военнопленные, все без исключения, сообща должны поднять голос против Гитлера и его клики, обратить немецкий народ и армию против тиранов.

- Каким образом? - нетерпеливо спросил полковник Адам. В душе он начинал уважать важного гостя и при нем чувствовал себя раскованнее.

- Люди, как и воззрения их, меняются, и, надо полагать, к лучшему, вновь заговорил Пик. - Это закон развития. Рано или поздно это произойдет и с немецким народом, который, идя за своим фюрером, заблудился, и военный путь свой метит кровью.

Невысокого роста, с усталым, тронутым морщинками лицом, Вильгельм Пик легко ходил по комнате, рассуждая вслух: