Лилия Дубовая - Немцов, Хакамада, Гайдар, Чубайс. Записки пресс-секретаря

– Да, Лиль, правильно я сделал, что тебя туда не взял. Нечего там женщине делать. Жутковато с непривычки. И как они туда добровольно каждый день спускаются?..

Но я все-таки чувствовала себя немного обделенной: все вокруг – герои, а я только сторонний наблюдатель. Обидно.

На этом «показательные выступления» закончились и началась настоящая серьезная работа. Немцов встретился с лидерами шахтерских профсоюзов, со стачкомом. Но это его не удовлетворило. Он вместе с нами отправился прямо на рельсы – к бастующим шахтерам. Предварительно Немцов поговорил с журналистами и попросил нас присмотреть несколько шахтеров – «из тех, кто посерьезнее и поавторитетнее» – и предложить им принять участие в переговорах. Что мы и сделали.

Запомнился мне один момент, который показал до какой степени те, кто тогда жил и работал в Москве, не понимали того, что происходит в остальной России. Подыскивая тех самых кандидатов для переговоров, о которых просил Немцов, в разговоре с шахтерами, уничтожавшими в это время свой скромный, принесенный из дома женами обед, состоявший из картошки, черного хлеба, сала, помидоров, зеленого лука и чеснока, зашел разговор о зарплате.

– Вот почему мы здесь сидим? – начал один из шахтеров, старательно нарезая хлеб и сало. – От хорошей жизни? Нет. Просто мы работаем, пашем как проклятые, рискуем каждый день, а деньги нам не платят. А как это жене объяснишь? Детей ведь кормить надо. Вот тысячу на той неделе дали – и живи, как хочешь.

– Тысячу долларов? – не подумав, спросила я, исходя из свой тогдашней зарплаты. (Я точно помню, что официальная ТАССовская зарплата у меня была двести пятьдесят-триста долларов, а еще тысячу я как парламентский корреспондент получала в конверте, что закончилось чуть позже, после дефолта и ухода из руководства ТАСС господина Невзлина (кстати, он, в отличие от многих, честно платил журналистам положенную зарплату до конца 1998 года). Вспомнилось вдруг еще, как Невзлин, увидев меня уже в думской приемной Немцова и узнав, что я теперь являюсь пресс-секретарем последнего, затащил меня в кабинет к Борису и сказал, что тот «должен ценить профессионалов и не обижать», хотя мог бы этого и не делать.

Сразу ответа на свой дурацкий вопрос я от шахтера не услышала. Возникла пауза. Она росла, ширилась и затягивалась. Шахтеры круглыми глазами молча смотрели на меня, видимо, соображая, за что и кому платят такие деньги, а я смотрела на них, делая вид, что ничего серьезного не произошло, про себя ругая эту идиотку, которая сначала говорит, а потом думает.

– Нет, – наконец тихо сказал мой собеседник, – тысячу рублей.

Вот тогда я быстро продолжила:

– Конечно, это не дело. Людям должны платить за честно сделанную работу. А пойдемте со мной к вице-премьеру. Немцов – нормальный мужик. Он все поймет. А вы ему лично все расскажете.

Сейчас уже точно не помню, но два или три шахтера согласились участвовать в переговорах. Всю ночь Немцов разговаривал с ними, обсуждал ситуацию и условия, на которых шахтеры освободят железнодорожные пути. Мы сидели в соседнем кабинете и ждали результатов. Благо, что у руководства шахт оказался серьезный запас хорошего коньяка и прочих крепких напитков, большая часть которых была потреблена главными переговорщиками, а меньшая – несущими свою вахту журналистами. К утру договоренности были достигнуты. Немцов отправился выступать перед шахтерами, которых набился полный актовый зал, где и сообщил им, что деньги на зарплаты уже выделены и вот-вот прибудут. Немцов не обманул. Когда собрание закончилось, мы оказались свидетелями следующей картины. В кассу бухгалтерии выстроилась огромная очередь из желающих получить зарплату. А по коридору во главе с главным бухгалтером шли люди и несли коробки. Это были, представьте себе, коробки из-под ксероксов, полные денег.

– Что несем, товарищи? – громко спросил довольный Немцов.

– Зарплату, Борис Ефимович, – сказала, улыбнув шись, пышнотелая бухгалтерша. – Спасибо вам.

На следующее утро мы с чувством честно выполненного долга покидали гостеприимные Шахты.

Последнее что помню, это была фраза Немцова, который смотрел на еще почти спящий город из окна автомобиля:

– Да, и стоило ради этого на рельсах сидеть.

С глубокой горечью Немцов наблюдал, как почти под каждым кустом и на каждой скамейке спит пьяным сном очередной шахтер, ночью бурно отметивший получение долгожданной зарплаты. Еще печальнее смотрелись женщины, которые с горем пополам тащили домой своих не стоящих на ногах мужей. и еще – маленькое добавление от Немцова:

– Одна деталь. Губернатор Чуб на время забастовки сбежал из Ростова в Германию. Мы уехали, когда пошли поезда. Аксененко и я плакали от счастья и дикой усталости. В ходе встречи с шахтерами со мной случился обморок (впервые в жизни) из за трех бессонных ночей. Ампилов хотел меня взять в заложники. Я согласился. Он испугался.

Ножик Валерии Ильиничны

Собиралась сегодня рассказать о том, как побывала, сопровождая Немцова, в аликперовской вотчине – в Когалыме. И тут вдруг Путин выпустил на свободу «узника № 1», ФБ запестрел комментариями. Как всегда: каждый по-своему и каждый о своем. Но поразил меня, если честно, пост моего бывшего шефа, который, поздравив Ходорковского и его близких, совершенно неожиданно для меня заговорил (о чем бы вы думали?) о милосердии Владимира Владимировича. Как? Немцов? Человек, который столько лет в политике? И – с мальчишеским восторгом – о милосердии Путина? Не понимаю. Впрочем, на мой взгляд, ему всегда мешала излишняя эмоциональность.

– Но при чем здесь ножик Валерии Ильиничны? – спросите вы меня, уважаемые читатели.

Сейчас все объясню.

Все началось с того, что моя добрая приятельница Тамара Кандала разместила пост со статьей Валерии Новодворской под отличным названием (кстати, сейчас это большая редкость): «Милость к падким». Замечательная и любимая мной Валерия Ильинична, комментируя ситуацию, все расставила на свои места одной только фразой. Позволю себе здесь ее процитировать: «Милосердие – это не камень, милосердие должно быть даваемым добровольно хлебом». Что скажете? Имеет ли смысл к этому что-либо добавлять.

По-моему – нет.

Новодворская. Мне довольно часто приходилось с ней общаться во время моей работы в СПС. Дело в том, что наши (я имею в виду Чубайса, Немцова и Гайдара) ее обожали. Лера (так совсем по-домашнему звал ее Немцов) всегда была почетным гостем СПСовских съездов. Особенно тех, которые считались сложными или судьбоносными. Впрочем, там что ни съезд, то был или сложный, или, что еще хуже, судьбоносный.

Новодворской всегда предоставляли слово, и она всегда блестяще выступала. Как правило, мне поручали встретить почетную гостью, провести в зал, напоить чаем, усадить где-нибудь в первых рядах поудобнее, помочь подняться на сцену. И вот – она приходила. Вся такая немного смешная, чуть нелепая, нескладная, с трудом передвигающаяся, запыхавшаяся, всегда как-будто куда-то опаздывающая. Садилась, выпивала свою чашку чая, выдыхала и начинала внимательно вслушиваться в шум и гул живущего своей жизнью съезда. Она никогда не выступала одной из первых. Внимательно слушала все, что звучало с трибуны. С особым интересом – Чубайса и Гайдара. Я не заметила ее особых симпатий к Хакамаде. Кириенко, судя по тому, что она о нем говорила, Валерия Ильинишна не жаловала, чуть позже – о Никите Белых отзывалась как о человеке с хорошими задатками, но которому пост лидера партии достался рановато. А вот Немцова она обожала. Борис был ее настоящей слабостью.