Николай Валентинов - Малознакомый Ленин
Призывая к новому восстанию, Ленин глубочайше ошибался, что революция шла по восходящей линии. В действительности она потухала. Правительство, сохранив полицейский и военный аппарат, было достаточно сильным, чтобы справиться с уже обессиленной революционными конвульсиями страной. 16 июня 1907 года изменен избирательный закон и, вместо прежней революционной Думы, 14 ноября, при молчании страны, охваченной исключительными законами, появилась III Государственная Дума, где огромное большинство принадлежало правым группировкам. Революция умерла, чтобы возродиться только через десять лет и снова в обстановке, созданной войной. Ленин, долгое время веривший, что «самодержавие выпустило свои последние выстрелы, израсходовало свои последние резервы»[31], теперь видел свою ошибку. В изменившейся политической обстановке, Куоккала перестала быть в его глазах безопасным приютом, и в конце ноября он перебирается в глубь Финляндии, в Огльбю, местечко около Гельсингфорса.
Через три недели, чувствуя себя и здесь в опасности, Ленин, списавшийся с Крупской, решает уехать хорошо ему известным путем через Або в Швецию и там дожидаться приезда жены. Из Або в Стокгольм пароходы, снабженные ледорезами, ходили и зимой, однако, приехав в Або, Ленин, до крайности осторожный, побоялся сесть на пристани на пароход. Ему сказали, что агенты охранки следят за приезжающими и якобы были случаи ареста при посадке на пароход. Бухта Або окружена многочисленными островами, около одного из них пароход всегда останавливается, и кто-то из финских социал-демократов указал Ленину, что ему лучше всего добраться до этого острова, а там уже в полной безопасности он сможет сесть на пароход. Идти к этому острову несколько километров нужно было только ночью. Лед, несмотря на декабрь, не считался надежным: «не было охотников рисковать жизнью, не было проводников». В конце концов Ленин нашел двух финнов, храбро решивших быть его проводниками, вероятно, потому, что он соблазнил их высокой оплатой, кроме того, они были так пьяны, что им по пословице и «море было по колено». Путешествие едва не окончилось катастрофой. В одном месте широкий пласт льда стал уходить из-под ног Ленина и его проводников. Убегая с этого пласта, они попали на другой, сломавшийся под их тяжестью. Только чудо спасло их. Ленин потом рассказывал, что, теряя надежду на спасение, он думал: «Эх, как глупо приходится погибать».
Что было бы, если бы 15 декабря 1907 года Ленин утонул в Ботническом заливе? Произошла бы Октябрьская революция 1917 года? А если бы произошла, — приняла ли бы она, без Ленина, тот особый социально-политический характер, который он своими декретами ей «насильственно навязал», вопреки марксизму Плеханова, доказывавшего, что «никакой великий человек не может навязать обществу такие отношения, которые уже не соответствуют состоянию производительных сил или еще не соответствуют ему». В ходе великих исторических событий, определенных Октябрьской революцией, не сыграл ли роль такой пустяк, как пласт более крепкого льда, на который, ища спасения, вскочил тонувший Ленин? Мелкая случайность в крупнейших событиях истории играет роль более важную, чем это принято думать.
Наследство Н. П. Шмита
В январе 1908 года Ленин снова в той же Женеве, откуда в ноябре 1905 года он спешил в Петербург, веруя увидеть победоносную революцию под флагом диктатуры пролетариата и крестьянства. Он у разбитого корыта. «Грустно, черт побери, снова вернуться в проклятую Женеву. У меня такое чувство, точно в гроб ложиться сюда приехал».
Начался долгий период его второй эмиграции. В декабре 1908 года он переедет в Париж, через четыре года осенью 1912 года переберется в Краков, откуда с началом войны 1914 года уедет снова в Швейцарию, уже не в «проклятую» Женеву, а в Берн, а потом в Цюрих. Только в Кракове он снова войдет в контакт с начинающими оживать после разгрома революционными элементами рабочего класса, будет руководить снова появившимися большевистскими журналами и газетами, будет наставлять, дрессировать, вызывать к себе в Краков депутатов из большевистской фракции IV Государственной Думы.
Несмотря на присущий ему революционный хилиазм и оптимизм, у Ленина в Париже бывали моменты такой крайней депрессии, что осенью 1911 года в разговоре с приехавшей в Париж сестрой Анной он ставил необычайный для него вопрос: «Удастся ли еще дожить до следующей революции?». «Я запомнила при этом, — писала Анна Ильинична, — грустное выражение его лица, похожее на ту фотографию, которая была снята с него в 1895 г. в охранке».
За исключением первой половины 1908 года, когда Ленин в рекордное по скорости время сфабриковал философскую книгу, в течение последующих семи лет он не написал ни одного большого (хотя бы по объему) произведения. Его энергия целиком уходит на склоку, на распрю со сбежавшими за границу другими руководителями разбитой революции. Во множестве мелких статей он будет поносить меньшевиков за все их грехи, в том числе за такой важный, как «отрицание гегемонии пролетариата в нашей буржуазной демократической революции» («Пролетарий», 6 августа 1909 года). Ко всем обычным обвинениям у Ленина появятся новые: меньшевики борются против подпольного, заговорщицкого, дорогого Ленину, характера партии. Они хотят уйти из подполья, используя для этого, как бы они ни были малы, легальные возможности, появившиеся в России после 1905 года.
Критика меньшевиками подполья приводит Ленина в ярость. Он убежден, что только на сем камне он может воздвигнуть церковь свою. «Только подполье ставит и решает вопросы нарастающей революции», только оно «направляет революционную социал-демократическую работу, привлекает рабочие массы именно этой работой»[32]. Ленин называет меньшевиков преступными «ликвидаторами» партии. В письме к Гюисмансу, секретарю Международного Социалистического Бюро, он заявлял, что меньшевики уничтожают существующую партийную организацию, пытаясь «заменить ее бесформенным объединением в рамках легальности во что бы то ни стало, хотя бы последняя покупалась ценою явного отказа от программы тактики и традиции партии»[33].
Борьба между большевиками и меньшевиками (имеем в виду последовательный меньшевизм), будучи еще очень далекой от ее конечного современного выражения — противоположности между коммунизмом и демократическим социализмом, — коренилась в самой натуре этих социальных течений, и было бы неестественно, если бы ее не было. Наоборот, с первого взгляда непонятный характер носит борьба Ленина с частью большевиков, названных им «отзовистами». Спор с ними возник в связи с вопросом, как относиться к III Государственной Думе, явившейся в результате изменения избирательного закона и разгрома революции. В двух первых революционных Думах Ленин видел вредных сеятелей «конституционных иллюзий», отвлекающих массы от «вооруженного восстания», основной, по его мнению, задачи революции. Во время I Думы он писал прокламации: «Долой Думу, полицейское измышление». А когда пришла полная правыми и реакционными группами III Государственная Дума, Ленин, круто изменив свою политику и заимствуя многие аргументы у ненавистных ему меньшевиков, стал доказывать, что социал-демократии следует использовать Государственную Думу в интересах революции и принять активное участие в ее работах. Не соглашаясь с Лениным, значительная часть партии, во главе с Богдановым, стояла на старой точке зрения: III Государственная Дума не есть орган, в котором и около которого есть возможность развернуть революционную деятельность; в Государственной Думе социал-демократам нужно ставить ультимативные крайние требования и в подходящий момент просто «отозвать» (отсюда новое варварское слово: «отзовисты») своих депутатов из Государственной Думы. Летом 1907 года большинство большевиков, по словам самого Ленина, стояло за бойкот III Думы, следовательно, «отзовизм» нужно было признать лишь оттенком, вполне законным, в общих рамках большевистского мировоззрения. Между тем, Ленин объявил взгляды близких ему по духу большевиков-«отзовистов» недопустимой ересью. Насколько было велико его желание разбить, покорить, задавить «отзовистов» видно из письма к Воровскому: если «отзовисты» получат большинство в большевистской фракции — «я выйду из фракции».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});