Двести встреч со Сталиным - Павел Александрович Журавлев
— Так как же, возьметесь за истребитель?
— Подумаю, товарищ Сталин.
— Ну хорошо, когда надумаете, позвоните. Не стесняй
тесь… Желаю успеха. Жду звонка. И уже вдогонку сказал:
— А все-таки дураки англичане, что пренебрегают пушкой.
В то время самолет, вооруженный двадцатимиллиметровой пушкой, уже был у немцев — «Мессершмитт-109». Видимо Сталину это не давало покоя. Готовя перевооружение авиации, Сталин, очевидно, стремился избежать ошибки при выборе калибра пулеметов и пушек для наших истребителей. <…>
Вскоре конструкторов, ранее присутствовавших на совещании в Овальном зале, вновь пригласили в Кремль — теперь уже для обсуждения практических вопросов работы каждого.
В большой приемной собрались не только ветераны самолетостроения, но и конструкторская молодежь. Здесь были Лавочкин, Гудков, Горбунов, Ильюшин, Флоров, Боровков, Таиров, Шевченко, Пашинин, конструкторы-мотористы Климов, Микулин, Швецов, всего человек двадцать — двадцать пять.
С волнением ожидали мы вызова, на этот раз беседа велась с каждым в отдельности.
Александр Николаевич Поскребышев, секретарь Сталина, время от времени заходил в приемную и вызывал по списку приглашенных. Наконец настала и моя очередь. Я приготовился к разговору заранее, так как имел уже поручение Сталина подумать над возможностью постройки в нашем конструкторском бюро истребителя с мотором Климова.
В кабинете кроме Сталина и наркома М. М. Кагановича были Ворошилов, Молотов и кто-то еще из членов Политбюро, не помню кто, а также заместитель начальника ВВС Филипп Александрович Агальцов.
Сталин спросил меня:
— Ну, как, надумали делать истребитель с двигателем Климова?
— Да, я связался с Климовым и получил все данные о его двигателе. Мы детально проработали вопрос, и наше конструкторское бюро может выступить с предложением о постройке истребителя.
Я назвал летные данные будущего истребителя: скорость, потолок и дальность полета.
— Как вы его вооружите? Пушка на нем будет стоять?
— А как же! На нашем истребителе будет стоять пушка калибра 20 миллиметров и два скорострельных пулемета.
— Это хорошо… — ответил Сталин, в раздумье расхаживая по кабинету. — А знаете ли вы, — спросил он, — что мы такие же истребители заказываем и некоторым другим конструкторам и победителем станет тот, кто не только даст лучший по летным и боевым качествам истребитель, но и сделает его раньше, чтобы его можно было быстрее запустить в серийное производство?
— Я понимаю, товарищ Сталин.
— Понимать мало. Надо машину сделать быстрее.
— А какой срок?
— Чем скорее, тем лучше. К новому году сделаете?
— Я постройкой таких самолетов не занимался, опыта не имею… Но вот американцы делают новый истребитель за два года…
— А вы разве американец? — перебил меня Сталин. — Покажите, на что способен молодой русский инженер… Вот тогда будете молодцом, и придется мне пригласить вас на чашку чая.
— Спасибо, раз надо — сделаем обязательно. Но разрешите задать один вопрос? Вот пригласили сюда десятка два конструкторов, и каждому дается задание. Разве стране нужно столько истребителей и бомбардировщиков? Разве возможно будет все их запустить в серийное производство?
— Мы и сами прекрасно знаем, — ответил Сталин, — что столько самолетов нам не нужно. Но ведь из всех самолетов, дай бог, получится пять-шесть таких, которые будут годны для серийного производства. А такое количество новых самолетов нас не смущает.
Так побеседовали со всеми приглашенными. Каждый получил задание. Мы разъехались по конструкторским бюро возбужденные, заряженные духом творческого соревнования, с твердым намерением победить своих «соперников».
А. С. Яковлев. Цель жизни.
Политиздат, М., 1987. С. 130–136.
И. Т. Пересыпкин, 10 мая 1939 года
Окончив командный факультет академии в мае 1937 года и получив звание капитана, я был назначен военным комиссаром Научно-исследовательского института связи Красной Армии. <…>
В начале января 1938 года, не успев еще как следует освоиться с работой, я получил новое назначение — военным комиссаром Управления связи Красной Армии. Тогда же мне присвоили воинское звание полковника. <…>
10 мая 1939 года в 10 часов вечера меня срочно вызвали в Кремль к И. В. Сталину.
После окончания академии я уже около двух лет работал в Москве. За это время видел И. В. Сталина на заседании Политбюро, когда рассматривался вопрос об итогах боевых действий на озере Хасан, на совещании в ЦК с танкистами — участниками боев в Испании, на парадах и приемах, но встречаться с ним непосредственно мне еще не приходилось. Поэтому, направляясь в Кремль, я изрядно волновался. <…>
Машина осталась на Ивановской площади.
Войдя в подъезд и поднявшись на лифте, я оказался в небольшом вестибюле. Мне показали, куда следовало идти. Открыв дверь, я очутился в довольно длинном коридоре, пол которого по всей длине был покрыт золотисто-бордовой ковровой дорожкой. В коридоре стояла абсолютная тишина. Казалось, никакой посторонний шум не проникает сюда. Я обратил внимание, что здесь нет никаких табличек, которые прибиты на дверях кабинетов больших начальников.
Несколько растерявшись и не зная, куда идти, я беспомощно остановился, потом наконец постучал в первую попавшуюся дверь.
В комнате, в которой я оказался, меня встретил уже немолодой, небольшого роста, полысевший человек с бросающимся в глаза красным лицом. Он был одет в гражданский костюм, сшитый на военный образец.
Это был Поскребышев, помощник Сталина. Он предложил мне сесть и, попросив обождать, куда-то вышел.
Вернувшись через несколько минут, он проводил меня в соседнюю комнату и, указав на огромную дверь с тамбуром, сказал торжественно и с расстановкой:
— Идите, вас ждет товарищ Сталин.
Я открыл дверь и оказался в большом, ярко освещенном кабинете Сталина. В правом дальнем углу находился его письменный стол. Влево от входа вдоль стены с деревянной панелью стоял ничем не покрытый длинный стол, за которым впоследствии мне неоднократно приходилось сидеть во время разных заседаний и совещаний.
Окна кабинета были наглухо занавешены шторами темно-коричневого цвета.
Сталин был одет в легкий светло-серый шерстяной костюм военного покроя. На нем были мягкие черные сапоги без каблуков, которые обычно носят горцы на Кавказе. В его руках была знаменитая трубка. В кабинете находился Молотов.
Поздоровавшись и внимательно посмотрев мне в лицо, Сталин неожиданно для меня сказал:
— Мы решили назначить вас народным комиссаром связи. Как вы к этому относитесь?
Трудно передать мое состояние, в котором я находился в тот момент. Все что угодно я ожидал от этой встречи, но только не этого. Волнуясь, я ответил примерно следующее: я не так давно окончил академию и работаю менее двух лет. До поступления в академию командовал всего лишь эскадроном связи дивизии. Я совершенно не знаком с предлагаемой мне работой и не в силах справиться с таким огромным масштабом.
— Не справлюсь с этой должностью, товарищ Сталин — сказал я, — и поэтому убедительно
