Ближний круг российских императоров - Елена Владимировна Первушина
А что же Меншиков? Благополучно «переступив» через Анну Монс, он продолжал свой путь в свите Петра, становясь с каждым днем все богаче.
Став губернатором Петербурга, Меншиков активно принялся «делать себе биографию», выводя свой род из литовского дворянства, что литовские дворяне охотно подтверждали, надо думать, за немалую мзду. Но никаких конкретных свидетельств о том, какими землями владел род Меншиковых, какие имена носили его литовские предки, не сохранилось, что позволяет историкам уверенно говорить о подлоге.
Но как гласит итальянская пословица: «Дьявол делает кастрюльки без крышек», что означает — «тайное всегда становиться явным». В архивах не сохранилось ни одного документа, написанного рукой светлейшего князя. Все донесения, реляции, деловые письма, записки, адресованные Петру, письма жене — создано руками его секретарей. Даже в свое изгнание в Березовск Меншиков взял с собой нескольких писцов, ранее служивших ему. Сам он эти бумаги только подписывал, и именно благодаря этим подписям и закрепилось написание его фамилии без мягкого знака. Дарья Михайловна, супруга Меншикова, образованная дворянка, бывшая фрейлина любимой сестры Петра Натальи, как правило, писала свою новую фамилию с мягким знаком. По-видимому, Меншиков так до конца жизни и остался неграмотным.
Почему же Петр всегда привечал, любил и прощал этого наглого полуграмотного, низкородного проходимца? Мы уже знаем, что в его кругу было немало людей, гораздо более высокого положения, полностью разделявших взгляды царя и преданных ему.
Между тем, на других царь Петр мог гневаться, мог отстранять их от себя, Меншикову же он прощал все. Андрей Нартов рассказывает такую историю: «Когда о корыстолюбивых преступлениях князя Меншикова представляемо было Его Величеству докладом, домогаясь всячески при таком удобном случае привесть его в совершенную немилость и несчастие, то сказал государь: “Вина немалая, да прежние заслуги более”. Правда, вина была уголовная, однако государь наказал его только денежным взысканием, а в токарной тайно при мне одном выколотил его дубиной и потом сказал: “Теперь в последний раз дубина, ей, впредь, Александр, берегись!”».
О каких заслугах идет речь? Историки, пишущие о Меншикове, с удивлением отмечают его уникальное качество: он всегда исполнял поручения, возложенные на него царем, какими бы сложными они ни были, он прирожденный организатор. Для него не существовало «допустимых» и «недопустимых» приемов: все приемы хороши, если вели к цели. Петр же работал наперегонки со временем, он постоянно боялся, что не успеет. Сознание того, что, что он может поручить что-то Меншикову и спокойно забыть об этом, и это в любом случае будет выполнено, вероятно, сильно поддерживало царя.
Мы видим, что в «ближний круг» Петра входили самые разные люди: от родовитых бояр и дворян, до сметливого и изворотливого бывшего пирожника. Да и само петровское государство напоминало чудо-машину, собранную гениальным самоучкой — тяжеловесная и неуклюжая, с торчащими со всех сторон рычагами, она с грохотом и скрипом, но тем не менее весьма резво катилась по ухабистой дороге, безжалостно давя всех, кто встал у нее на пути, или просто не успел увернуться. Однако ухабов, рытвин и колдобин на ее пути было немало. И временами казалось, что машина вот-вот опрокинется. В такие минуты руководителю государства как никогда была нужна поддержка друзей.
Меншиков навсегда связал свою судьбу с судьбой Петра и Екатерины, но оставшись без руководителя, он попытался сам управлять государственной колесницей, и был выброшен с нее при резком повороте, но об этом — в следующей главе.
Глава 2. Братья Долгоруковы и Петр II — куда могла бы «свернуть» история?
Кризис наследования
Вернемся ненадолго к пьесе Екатерины. Она может послужить для нас путеводителем через весь XVIII в., рассказывая, с какими проблемами приходилось сталкиваться царям династии Романовых. Прочитаем еще один отрывок пьесы:
«Императрица Екатерина I: Поэтому Елизавета всегда была моей любимицей.
Императрица Анна: Вот это мы не раз заметили. Не она ли подписывалась вашим именем внизу приказов, которые диктовал ей князь Меншиков и которые вы никогда не читали оттого, что не знали ни А, ни Б из азбуки.
Императрица Екатерина I: Моя дорогая племянница, речь не шла ни об А, ни о Б; надо было царствовать. Из вашего собственного опыта вы знаете, что каждый царствует как может; однако же надо, чтобы это было не так трудно. К тому же мне сказали, что всякая порода и всякий возраст любят в это вмешиваться; я даже слышала, как говорят о сапоге Калигулы[12], который некогда занял свое место в Риме, почти как я свое в Петербурге. Вспомни еще слово личного советника моего зятя герцога Гольштейна, который говорил, что монарху нет необходимости вмешиваться в управления своими государствами, что в таком случае государство само управляет собой. Он добавлял: но тогда оно управляет собой плохо. Касательно последнего пункта (перед этим зачеркнуто «однако». — Е. П.) я не разделяю его мнения; достаточно роскошно одетая, в кресле с подлокотниками и под балдахином, я соответствовала своему месту и всегда была супругой монарха, которого в одинаковой степени боялись и уважали, потерю которого я ежедневно оплакиваю.
Императрица Анна: Да, моя милая тетушка, в конце самых шумных трапез вам часто случалось растрогаться.
Императрица Елизавета (в сторону): Вот злой язык.
Императрица Анна. (Петру II): При вашем восшествии на трон вы нашли хранилища мебели и погреба переполненными или все было опустошено?
Петр II: Что касается мебели, вы правы, мне осталось не так много; малое количество, благодаря графу Меншикову и моим тетушкам, все поделившим между собой, не беря меня в расчет. Моя меблировка была настолько скудной, что на мое обручение, чтобы осветить бальную залу, не придумали ничего, как выстроить вдоль стен гренадеров с факелами в руках.
Анна I: Судя по посуде, мой дед должен был быть хорошо меблирован. Я сужу по ответу, который он дал взятому им на службу французскому повару; тот спросил, из
