Преступный мир и его защитники - Н. В. Никитин (Азовец)
Кассир-управляющий Озерковского сада М. А. Островский рассказал, что сад этот был арендован Санкт-Петербургским велосипедно-атлетическим обществом исключительно на средства Ведерникова. «Придя в ночь пожара на дачу Краевского для подведения счетов, — объяснял кассир, — я курил папиросы и незаметно для себя задремал. Во время сна бывшая у меня в руках папироса могла упасть на лежавшие на полу мешочки с конфетти, отчего и возник огонь. Что касается Ведерникова, то он вообще не курит». После пожара, отметил свидетель, Ведерников сделался почему-то боязливым и приобрел даже револьвер для защиты. Краевская, бесспорно, имела на него большое влияние.
Подсудимая попросила слова, чтобы дать объяснения относительно своей совместной жизни с покойным мужем. Говорила она волнуясь, с сильным французским акцентом, едва сдерживая рыдания. Ничего нового следствие от нее не узнало. Квартирная обстановка, ставшая добычей огня, по ее словам, стоила очень дорого. После пожара в Одессе супруги Краевские получили до 16 000 рублей страхового вознаграждения, и это дало им возможность жить более широко.
После смерти мужа безумно полюбивший ее Ведерников стал настаивать, чтобы она вышла за него замуж. Но она считала неудобным так скоро вступать в новый брак после трагической смерти супруга. Существование каких бы то ни было интимных отношений между ней и подсудимым она решительно отрицает.
Казначей Велосипедно-атлетического общества, господин Александров рассказал, что видел подсудимого после пожара с обожженными лицом и рукой. Ведерников был одет в довольно плохой костюм и сообщил ему, что все его вещи сгорели. Свидетель не считал его способным на такое преступление, как поджог.
Из дальнейших свидетельских показаний выяснилось, что Ведерников постоянно ревновал Краевскую. Так, он был очень недоволен ее поездкой в ночь пожара в компании бравых добровольцев-пожарных. Позже свое недовольство он мотивировал тем, что если бы она сразу вернулась из сада домой, то спасла бы мужа.
После катастрофы подсудимый начал жаловаться госпоже Александровой на участившиеся поездки Краевской в Петербург в компании с фатоватым кучером. Каждый раз, поздно вечером, он ревниво ожидал на станции их возвращения.
Однажды Ведерников застал кучера в комнате Краевской. Он держал себя очень непринужденно с барыней, развязно говорил и помогал ей подрубать платки. Ведерникова взорвала такая фамильярность, и он устроил Краевской целый скандал. Бешеная, дикая ревность всецело поглотила его.
Сделав донос на любимую женщину, молодой человек озлобленно хохотал, прыгал и вообще вел себя как бесноватый. «Я обвинил ее, я обвинил!» — чуть не плясал он.
Когда чувство жалости закралось в его душу, он попробовал объясниться с молодой женщиной и покинул ее еще более озлобленный. «Подлая, она не стоит, чтобы я простил ее!» — возмущенно кричал он.
От него же госпожа Александрова слышала, что он мстит вероломной женщине.
Странные родственные отношения Ведерникова в семье провизора были известны и многим другим свидетелям.
Гнетущее впечатление произвел на публику опрос дочери сгоревшего провизора Марии, симпатичной 13-летней девочки. Она, видимо, была весьма напугана официальной обстановкой суда и очень волновалась.
Девочка замечала загадочное отношение молодого квартиранта к ее мачехе. Особенно ее удивляли часто происходившие между подсудимой и молодым человеком резкие ссоры из-за мужчин. Молодой человек приходил в состояние раздражения, негодовал на свою квартирную хозяйку, но вскоре опять мирился с ней. После пожара отношения между Краевской и Ведерниковым стали все более и более обостряться. Молодая женщина ходила гулять со своей падчерицей в сопровождении кучера и боялась, что квартирант когда-нибудь застрелит ее. Во время последних ссор она открыто говорила Ведерникову, что не хочет более видеть его у себя на даче.
По словам одной из квартиранток Краевских, мадемуазель Н. Томара, Ведерников в семье провизора был своим человеком, он очень хорошо относился к детям Краевского, заботливо ухаживая за ними.
Брат покойного провизора, Генрих Краевский, сразу же обрушился с целой обвинительной речью на обоих подсудимых. Тем не менее тут же, на суде, выясняется, что после трагической смерти брата свидетель ничем не помог осиротевшим детям и даже не присутствовал на похоронах. Мало того, им оспаривается право на наследство после другого умершего брата, доктора Владислава, у его незаконнорожденной дочери.
Второй брат провизора, Сигизмунд Краевский, также считает подсудимых виновными в поджоге дачи.
На вопрос председательствующего, когда он в последний раз видел своего брата, свидетель ответил: «За год до его сожжения», — особенно подчеркивая последнее слово.
— Подсудимая, жена моего несчастного брата, была… — он не договаривает и делает многозначительный театральный жест в сторону Ведерникова.
— Квартира моего брата превратилась в вертеп! — восклицает свидетель. — Бедный мой брат! Его сожгли, иначе я не могу выразиться. За него ответят перед судом Божиим! — кричит он. — Он на вас смотрит!
— Вы, кажется, сами же говорили, что у судебного следователя немного увлекались? — пытается охладить пыл свидетеля защитник.
Далее обнаруживается, что и этот свидетель является претендентом на наследство покойного доктора Владислава Краевского, а также выясняется, что горячей любви, которую он пытается изобразить на суде, к погибшему брату никогда не испытывал. Последние пять лет братья были в ссоре из-за того, что свидетель продал какую-то дорогую вещь и получил за нее деньги, между тем как покойный доктор считал эту вещь своей собственностью.
Следующим свидетелем в зал суда приглашается крестьянин Алексей Полоз.
Сотни глаз впиваются в вошедшего. Дамы поднимаются со своих мест, чтобы лучше рассмотреть красивого, франтоватого кучера, предполагаемого счастливого соперника Ведерникова. Это молодой человек, лет 27, выше среднего роста, прилизанный, с тонкими кривоватыми ногами. Одет прилично, в белом воротничке и брюках навыпуск. Чисто выбритое лицо его с небольшими подстриженными усами несколько вульгарно. Держится непринужденно. Вполне подходит на роль сердцееда в кругу простых людей.
По-видимому, раньше он находился на военной службе, потому что на все задаваемые ему вопросы отвечает: «так точно», «никак нет» и «не могу знать». О своих отношениях к хозяйке говорит очень сдержанно, не позволяя себе ни одного намека на близость с ней.
Полоз рассказал, что на службу к Краевским он поступил недели за четыре до пожара и долго не подозревал о разыгрывавшейся ревности Ведерникова. После пожара Краевская, перебравшись на другую дачу, приказала ночевать на этой даче и Полозу, раньше обыкновенно спавшему при конюшне на другом дворе, объяснив это тем, что в доме только две женщины и она боится.
Кучер спал в мезонине, «от скуки» подрубал хозяйке полотенца и ездил с ней в Петербург в одном и том же вагоне и на одном
