Мария Арбатова - Испытание смертью или Железный филателист

— О, у моей матери раньше была такая черная! Лезла во все! Я ж тебе говорил, их наглость сдерживает только сегрегация!

Шум в баре заглушал хорошего гитариста, но Отто поймал себя на том, что все-таки выстукивает ладонью в ритм фламенко, которое тот наяривал.

— Так что там у черных за прелести?

— Ну, это целая наука, — многозначительно сказал Уго, словно речь шла о самолетах. — Ты вот видел дух зулуса, ты б у него спросил!

— Уго, но я… не специалист разговорного жанра с духами. Я больше понимаю про живых женщин!

— Так это здесь еще сложнее, чем с духами. Короче, слушай. После первой ночной поллюции зулус, живущий по своим правилам, уходит из дома перед восходом солнца и угоняет весь скот из стойбища. К нему приходят другие пастухи, он им объявляет: мол, я теперь мужчина. Представляешь, прямо так и объявляет! Когда наступает время доить скот, этот черномазый подросток не пригоняет его с пастбища. В ответ из деревни посылают девок с прутьями, и они вроде как дерутся с пастухами и загоняют их домой вместе со стадом.

— Зачем? — удивился Отто.

— Ну, так принято у черномазых. Это как у нас конфирмация, такой же спектакль. Потом папаша дает подростку специальные травы и воду, нагретую раскаленным топором. Только не спрашивай, почему именно топором, я не знаю и знать не хочу. И после этого ему надевают умушту.

— Что это?

— Такой специальный зулусский передник. Потом его изолируют и заставляют поститься, заодно объясняют, как устроена баба, и как ей сделать хорошо. И этот подросток знает, как оприходовать бабу лучше, чем мы к старости узнаем методом проб и ошибок. В этом черномазые молодцы, за это уважаю. А девку после первых месячных держат в изоляции чуть не месяц, потом парень, который ее выбрал, устраивает гулянку и приглашает ее туда…

— Мудрено! — покачал головой Отто.

— Да ты только подумай, зулусы учат мальчишку и девчонку приемчикам, которые дают им одновременный оргазм! При этом как-то делают, чтобы она не залетела. Потому что случайный залет у них считается несчастьем.

— Не понимаю. В Европе только недавно появились более или менее надежные противозачаточные, о чем все время пишут феминистки в своих газетах. А эти как научились? — недоверчиво покачал головой Отто.

— Да черт их знает, может, с духами договариваются. У них ведь своеобразные обычаи. У нас отличившийся воин получает вшивую медальку, а у них он должен после этого выбрать любую понравившуюся бабу и оприходовать ее, — завистливо сказал Уго. — И любая незамужняя баба обязана ему дать! Называется су-ла изембе — «обтирание топора». По этой части я бы хотел быть зулусом!

— Я тоже, хоть и не воин, — поддержал его Отто.

— А если все-таки обрюхатил бабу, достаточно подарить ее папаше трех коров. Они ведь так с этим носятся потому, что твой великий воин Чака как раз был от нежелательной беременности. И его вместе с мамашей за это гнобили. Его кличка была У-Чака, на их языке «жук в обличии человека». Его унижали, пока не стал великим воином и не загнал обидчиков под ноготь! — почти торжественно закончил Уго.

— В каком году это было?

— В 1787-м.

— Уго, это было всего двести лет назад, а выглядит, словно рассказываешь о каменном веке! Во Франции уже надвигалась революция! — напомнил Отто. — Уже была написана американская Декларация независимости, а здесь еще командовал человек с бычьими хвостами на запястьях и щиколотках!

— Да ты лучше сосчитай, через сколько лет после этого в Европе началась сексуальная революция, а зулусы делали все то же самое с рождения! Вы ходили на идиотские демонстрации за право заниматься любовью, с кем хотите и как хотите, а они и так знали, что небеса дали человеку тело для того, чтобы он кайфовал, а не чувствовал себя виноватым за то, что ему хочется секса! — Уго так размитинговался, что даже стукнул кулаком по столу, словно именно Отто заставлял его чувствовать себя виноватым.

— Ты нашел бы общий язык с моей подружкой! Она как раз из тех, кто ходил в Европе на демонстрации с плакатами! — усмехнулся Отто. — А я глубокий консерватор, секс без любви не доставляет мне удовольствия.

— А ты попробуй!

— Мне уже поздно менять привычки.

— В это я верю, иначе мы с тобой уже вели бы эту беседу, лежа на черных девчонках! — Похоже, Уго немало выпил до встречи. — У тебя скучная жизнь бюргера. Я бы на твоем месте повесился от тоски!

— Мой бизнес, конечно, не так экстремален, как твой, но все равно я каждый раз решаю новые задачи в новых условиях, — возразил Отто.

— Какие у тебя могут быть новые задачи? Все твои новые задачи — это впарить не пять, а семь химчисток! И ты этим гордишься! — Уго презрительно сплюнул на пол, совершенно шокировав Отто этим жестом. — А вот я горжусь тремя дерзкими поступками, которые совершил, нося форму военного пилота! Помнишь о происшествии в Энтеббе? Эй, бой, еще виски с содовой! Ты ведь меня угощаешь, пока я не начал получать зарплату?

— Конечно, угощаю. Энтеббе? Что-то знакомое… не помню.

— Захват самолета «Эр Франс» палестинскими террористами. Восемь палестинцев и двое ваших немецких леворадикалов захватили двести пятьдесят человек! Представь себе этих баранов, которых было в двадцать пять раз больше, чем террористов! Самолет, полный евреев!

— Но они были безоружны, — возразил Отто.

— Ерунда, если у тебя есть руки и мозг, оружием может стать выломанный подлокотник. Террористы потребовали пять миллионов долларов, а заодно выпустить их соратников по всему миру.

— Вспоминаю, самолет посадили в Уганде, у твоего любимого людоеда Амина!

— Точно! Командующий ВВС Израиля спросил у Шимона Переса: захватить только аэропорт Энтеббе или всю Уганду? Ведь для захвата Энтеббе понадобилось бы сто бойцов, а для захвата всей Уганды — пятьсот! Перес приказал ограничиться аэропортом.

— Ты тут при чем?

— Я не из израильского спецназа, хотя во мне четвертушка еврейской крови. Но меня рекрутировали за хорошие деньги в Найроби, я же в Африке как рыба в воде. Сидел на хвосте оперативной группы захвата запасным пилотом. Операция шла как учебное пособие, называлась «Шаровая молния». — Уго махал руками и брызгал слюной. — Сажали нашего мотылька практически в костер — прямо у аэродрома. И дальше, как в самых неправдоподобных фильмах Голливуда, только без каскадеров… Мгновенно освободили заложников — с первого выстрела и до момента ликвидации террористов всего пятнадцать минут. Это было такое кино — закачаешься! Рассказываю тебе, как другу, я не писал об этом в анкете ни слова… Бой, неси еще виски с содовой!