Величайший блеф. Как я научилась быть внимательной, владеть собой и побеждать - Мария Конникова
Это была моя первая ошибка. Мало того, что я решила, будто разномастные валет и десятка так же хороши, как одномастные (а это не так), я упустила один из важнейших на стадии префлопа факторов: свою позицию за столом.
– Нельзя открывать такую руку в ранней позиции, – объясняет Эрик. – После тебя есть слишком много игроков, которые могут переставить, и тогда ты окажешься в очень невыгодном положении.
В любом деле, завязанном на других людях, человек стремится знать как можно больше. У того, кто ходит последним, позиция наиболее выгодная. Он уже знает, что решили соперники, знает, как они сыграли, какие начальные ставки сделали. В переговорах это дает власть. И в споре или дебатах тоже. Тот, кто делает ход последним, знает больше, чем оппоненты. Им пришлось проявить инициативу. У него преимущество – он может реагировать. Позиция решает все.
Мы продолжаем разбирать раздачу, возвращаясь к началу и продвигаясь дальше, и приходим к выводу, что я сделала все ошибки, какие только можно было совершить. Раз уж я зашла в раздачу, мне следовало бы чекнуть, а не ставить на флопе. А если и делать ставку, то совсем не такую. Единственное правильное мое решение было сбросить карты, пусть и после того, как немалая доля моих фишек сгорела.
Но моя главная ошибка не была напрямую связана со стратегическим мышлением (“Оно придет, это как раз самое простое”, – уверяет Эрик.) Она заключалась в том, что я принимала большинство решений без веских оснований. Я была так поглощена происходящим, включая маленький таймер, отчитывающий время, отведенное на размышления, что вместо размышлений просто перебирала в голове разрозненные факты, приходившие на память. “Ты же говорил, что это потенциально хорошая рука” – на самом деле вовсе не повод поднимать. И “так хочется выиграть все эти фишки” не причина, чтобы делать ставку. Как и то, о чем я толком не рассказала Эрику и в чем не хотела признаваться даже себе самой: мне не хотелось предстать слабой в глазах Эрика, поэтому я боялась играть слишком осторожно. Ведь говорил же он мне раньше, что обычно именно агрессивная стратегия помогает выигрывать турниры. А то, как я выбирала, сколько поставить? Вообще-то я понятия не имею, почему выбрала именно такие размеры ставок. Просто поставить половину от имеющихся в банке фишек показалось разумным. Поставлю больше – могу лишиться слишком большого количества драгоценных фишек, которые так дороги моему сердцу. Поставлю меньше – и никто не сбросит, а я хочу, чтобы они сбросили.
– Мы уже говорили об этом, – напоминает Эрик. – Ты должна мыслить ясно и объективно при каждой раздаче. Что мне известно? Что я видел? Каким образом это поможет мне принять обоснованное решение в данной раздаче?
Да, я знаю, мы говорили, но это проще сказать, чем сделать, когда происходит столько всего, да еще и таймер тикает. Ну почему он так тикает? Почему так трудно установить ползунок, регулирующий размер ставки, в нужное положение? На одно это уходит секунд двадцать! Что за садисты делали этот интерфейс?
– Прежде чем сделать ход, всегда нужно обдумать, что тебе известно, и сделать правильный вывод. Нельзя действовать слишком поспешно.
Ага, а если таймер тикает?
– Пусть себе тикает. В хайроллерах тоже есть таймеры. Сама увидишь, когда поедешь играть в Вегас.
В турнирах, где играет Эрик, хоть они и происходят вживую, время принятия решения ограничено. Там используются часы, и игрокам дается тридцать секунд, после чего можно использовать тайм-банк. В онлайн-покере тайм-банк включается автоматически. В оффлайн-играх есть карточки, которые можно отдать дилеру, если требуется дополнительное время.
Это тревожит меня. Разрабатывая свои психологические эксперименты, я использовала временные ограничения, чтобы создать напряжение и стресс у испытуемых. Я наблюдала, как у многих участников экспериментов качество решений падало по мере того, как таймер отсчитывал секунды. Люди волновались, впадали в панику и действовали наобум. И я сама отлично чувствую стресс, когда играю онлайн. Таймер давит на меня, мне хочется действовать мгновенно, чтобы его не рассердить. Я прямо чувствую, как он смотрит на меня и осуждает, поганец мелкий.
– Ты привыкнешь. Это, на самом деле, не так трудно, – говорит Эрик. – Особенно важно помнить основы в начале. Но потом, постепенно, у тебя появится привычка, обдумывая каждый выбор, рассматривать ситуацию под разными углами. Обдумывать возможности и видеть, как еще можно поступить.
В колледже в дополнение к психологии я изучала военную теорию и историю войн. Я не просто увлекалась теорией принятия решений, я хотела узнать, как принимаются самые стратегически важные решения в мире. Поэтому я читала описания военных кампаний, войн и конфликтов. И, разумеется, классические труды. “О войне” Карла фон Клаузевица, “Искусство войны” Сунь-Цзы. И теперь, когда я пытаюсь сложить все части стратегической головоломки у себя в голове в простое и ясное решение в игре, при словах Эрика у меня случается озарение. Это все равно что быть полководцем, только вместо войск под моим командованием – я сама и мои поступки.
Раньше я никогда не рассматривала никакие ситуации в своей жизни в таком свете, но теперь все внезапно сошлось. Прежде чем начать войну или даже предпринять хотя бы незначительные военные действия, всегда нужно оценить обстановку, территорию, природу противника. Нельзя просто ломиться вперед, полагаясь на единственную стратегию, потому что раньше это прокатывало или вы видели, как это прокатило у кого-то другого. У вас должны быть система, план – причем такой, который будет меняться в зависимости от развития событий. Если у вас всего этого нет, сможете ли вы утверждать, что исход вашей кампании (в моем случае, поражение, но пусть даже это будет и победа) есть результат вашего мастерства, а не простая удача? Если вы проиграли ваши фишки, то почему – потому что обстоятельства сложились не в вашу пользу, или потому что вы плохо спланировали свою кампанию?
Возьмем мою десятку и валета: это оружие, сила которого зависит от того, где и когда оно развернуто. Если у меня есть выгодная позиция по отношению к противникам, если мой черед действовать настает последним, если мои войска стоят на главенствующей высоте, откуда я могу охватить взглядом всю картину – тогда мощь моего оружия возрастает многократно. У меня есть свобода маневра. И последнее слово за мной. Никто не застанет меня врасплох, последнее слово за мной. Но если мне приходится наступать первой или второй, когда вражеские силы могут обойти меня с тыла? Тут мощь моего арсенала внезапно сходит почти на нет. И я оказываюсь зажатой в тисках многовариантных действий, не зная, что противники предпримут дальше. Видимость падает, неуверенность нарастает. Соотношение
