Юрий Шутов - Собчачье сердце

Глава 7. Триколорщики

С первого дня народ ждал от новой власти обещанных свершений. Поэтому для начала, чтобы растянуть лимит доверия, нужны были захватывающие идеи, понятные своей реальностью и светом в уже сгущающихся сумерках жизненного тоннеля. Того же, кто их озвучит, эти идеи сразу сделали бы надеждой и символом в глазах миллионов. Тем самым дав ему нечто вроде персональной беговой дорожки при общем старте, дабы никто не путался под ногами. Это сразу бы обеспечило прочное лидерство со всеми вытекающими преимуществами. То есть "бочка с бензином и почести" будут гарантированы, если судить по известному автопробегу под руководством бессмертного товарища Бендера30.

Последующему грандиозному обману народа предшествовал не менее ослепительный, порой искренний самообман тех, кто его готовил; разумеется, исключая организаторов этой широкомасштабной операции.

Депутаты, демонстрируя сохранение предвыборной активности, занялись отловом этих самых идей ошеломляющей новизны. За нужные же городу немедленной отдачей дела не брались, ибо никто положительного результата достигать не умел. С мертвого петуха даже в целях саморекламы, как известно, много не нащипать. А посему все кинулись насиловать грандиозность будущего, но, похоже, очень далекого, в связи с быстрым отставанием предлагаемых идей от повседневно разрушающейся практики жизни. Поэтому вместо постановки реальных задач вскоре был озвучен лозунг о том, что все депутатские планы являются абсолютно недостижимой целью.

После одного из череды бестолковых дней я стоял в кабинете Собчака у окна, выходящего на красавицу площадь, где остывал от дневного солнца Исаакий, и перебирал на широком подоконнике требующие знакомства «патрона» бумаги. Собчак за моей спиной, не выказывая презрения к самому себе, но все же украдкой, загружал в кошелку для дома разные коробочки с заморским печеньем. Это были образцы, принесенные очередной хозяйкой «эпохальной» программы обеспечения города, на этот раз (кондитерскими изделиями.

Чтобы не подталкивать «патрона» к ненужному "задушевно-исповедальному" объяснению про любовь его жены к импортному печенью, пришлось мне вспомнить недавний собчаковский монолог в полемически-назидательном тоне о необходимости срочного пересмотра всех множественных и якобы противоречивых советских законов. Именно они, с его точки зрения, сделали наше государство неправовым. Скрадывая неловкость сцены мелочной кражи Собчаком полюбившегося жене печенья, я показал в окно на памятник Николаю I, воздвигнутый посреди площади, и сказал, что в период правления этого монарха в России уже были предприняты попытки правового реформирования с целью укрепления власти и приспособления действующей системы управления страной к зарождавшимся новым буржуазным отношениям, сходным с рыночными в сегодняшнем толковании этого понятия. Что из этого получилось (давно известно. Ошибки, которые были допущены, также очевидны. Может быть, есть резон воспользоваться уроками реформаторов прошлого, один из которых изображен на горельефе этого памятника, где запечатлено важнейшее событие из почти тридцатилетнего правления монарха (вручение ордена Андрея Первозванного (типа Героя Советского Союза) М. М. Сперанскому за реформаторство. Причем орден, как потом многажды повторяли разные жалкие плагиаторы, царь Николай I снял прямо с себя.

Собчак с интересом выслушал и, видимо, запомнил. Потому что впоследствии для повышения уже моего культурно-образовательного уровня эту байку слово в слово пересказала его жена-дипломированный историк. Спасибо ей.

Кстати, М. Сперанскому удалось-таки, минуя уродливые формы, осуществить переход от старой, медлительной и громоздкой, к более гибкой и оперативной системе управления. Именно к этому с почти кликушеской пылкостью потом стал призывать и «патрон» в каждом своем выступлении.

Определяющая идея реформ Николая I состояла в строгом разграничении законодательной, исполнительной и судебной властей. Точно такого же разграничения стал требовать и Собчак, неистово изнывая на трибуне Верховного Совета в припадках законотворчества. Правда, как решить это организационно-практически «патрон» представлял себе лишь чисто теоретически, и то довольно смутно, но мог говорить на эту тему бесконечно долго. После чего бойкость его теоретических построений переходила в обиды и удивление на непроходимую глупость требовавших конкретики. Постепенно стало ясно: без людей, способных организовывать любое практическое дело, ему не обойтись, так же как не обойтись без поддержки значительной части депутатского корпуса.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Для поиска и вербовки ленсоветовских сторонников орготдел в первые же недели создал нам по нужным параметрам полную депутатскую картотеку, и даже с фотографиями. Мы тщательно «перетасовывали» их данные в компьютере, пытаясь найти хоть какое-то объединяющее депутатов начало. Однако сделать это не удалось. Поэтому достаточное число депутатских голосов, необходимых для принятия нужных нам решений, не подбиралось из этого слишком уж разношерстного слоя. Хотя поиск велся даже на уровне совпадений привычек и дурных наклонностей нардепов, о чем тоже накапливался фактурный банк данных. Так, например, председатель депутатской комиссии по культуре, коллега «патрона» по Университету профессор Лебедев считал, что любая работа (это начисто потерянное для заглатывания алкоголя время.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

До избрания А. Щелканова, рекомендованного группой депутатов, у Собчака была возможность самому поискать на пост председателя Исполкома более подходящую ему кандидатуру, поэтому «патрон» дал и мне задание подготовить предложения. Составив определенный трафарет качеств, необходимых подобной персоне, я свой выбор остановил на Николае Паничеве, в ту пору министре станкостроительной и инструментальной промышленности СССР. Мы были знакомы много лет. Он еще не достиг пенсионного возраста. Родом из белорусской деревни. Со студенческих лет жил в Ленинграде. Когда-то работал секретарем парткома крупного ленинградского станкостроительного объединения ЛСО им. Свердлова, затем директором небольшого, но, как сейчас говорят, «эксклюзивного» в смысле номенклатуры выпускаемых изделий, завода им. Ильича. В конце семидесятых годов обком партии направляет Паничева в открывшуюся столичную Академию народного хозяйства. Он стал одним из первых ее выпускников, которые почти сплошь быстро заняли министерские посты. В кресле министра Паничев наработал значительный государственный кругозор и оброс паутиной правительственных связей, которые, возглавь он Исполком, наделили бы местную власть потрясающей созидательной силой на благо нашего города.