Дина Верни: История моей жизни, рассказанная Алену Жоберу - Ален Жобер
Так что Паулина Кауфман и ее младенец, Майкл, должны были сесть на поезд из Марселя в Сербер и Порт-Боу, пересекая границу обычным путем, а отцу предстояло пройти через горы, чтобы присоединиться к семье на следующий день в Порт-Боу. И Адама Кауфмана проинструктировали, чтобы он сел на последний поезд в Баньюльс. Он ехал в компании парижского друга, еврейского художника из Риги Иезекииля Шлосса, укрывавшегося во Франции с 1938 года. Поскольку Шлосс был лицом без гражданства, он должен был переходить границу, как и Кауфман. Она пошли в привокзальное кафе и заметили меня. Я встала, и они двинулись за мной. Я отвела их в мастерскую в Пуиг-дель-Мас, где они провели часть ночи вместе с укрывшимися там другими людьми, партизанами. На рассвете я всех их перевела через горы на ту сторону. Разумеется, я с ними не разговаривала, я не была с ними знакома и тотчас же о них забыла. Для Кауфманов все закончилось хорошо после многих дней пути: нужно было пересечь Испанию и Португалию, а затем сесть на пароход в Америку. В Лиссабоне они сели на греческое судно «Неа Эллас» и прибыли в Нью-Йорк 13 октября 1940 года, через три недели после пересечения границы. На борту были сын и брат Томаса Манна, Франц Верфель и Альма Малер. Конечно, всего этого я тогда не знала, а узнала годы спустя, когда эти приключения начали описывать историки.
Прошли годы. Кауфман и Шлоссы обосновались в Соединенных Штатах. И Адам Кауфман постоянно рассказывал своему сыну Майклу историю девушки в красном платье, историю, которая стала для него почти легендой. Сыну это надоело: «Она, возможно, давно умерла!» – «Нет, она не умерла, я это чувствую. Ты должен ее разыскать!»
Адам умер в 1994 году в возрасте девяноста двух лет. А в 1996-м Майкл Кауфман, ставший писателем и журналистом New York Times, прочел в New York Review of Books статью о Майоле и его музе, в которой упоминалась мастерская около Баньюльса. Это его заинтриговало. На следующий год в одной статье в английском журнале тоже шла речь о девушке в красном платье. И Майкл приехал в Париж, чтобы посетить музей, открывшийся за два года до этого. Он мне написал. Мы встретились в Нью-Йорке в 1998 году, а позднее он приезжал в Баньюльс-сюр-Мер посмотреть на места, которым был обязан жизнью. И мы с ним там встречались. Это была его история, и ему удалось ее прояснить, замкнуть круг, как говорится.
Иезекииль Шлосс умер в 1987-м, так и не узнав конец этой истории. Его жене Лилиан спустя годы рассказал Майкл Кауфман. Лилиан была учительницей, преподавала французский. Они с Иезекиилем познакомились в Нью-Йорке в 1942 году. Он тогда был художником-рисовальщиком в газете France-Amérique. Шлосс также делал рисунки для разных еврейских журналов и для меньшевистского журнала «Новый путь», с которым он уже сотрудничал в Париже и где иногда публиковался Адам Кауфман. Шлоссы собрали значительную коллекцию китайского искусства, которую даже экспонировали в Музее Метрополитен. Лилиан счастливо прожила со своим мужем более сорока лет – в каждом своем письме ко мне она упоминает об этом.
Когда так, годы спустя, рассказываешь о переходе через горы, кажется, что это были приятные прогулки. Однако Адам Кауфман узнал: в тот же день, что и им со Шлоссом, границу предстояло перейти двум немецким социалистам, бывшему министру финансов Рудольфу Хильфердингу и бывшему депутату Рейхстага Рудольфу Брайтшайду. Оба были уже в возрасте и, видимо, побоялись забираться в горы: они остались в Марселе. Первый был арестован в Арле и оправлен в Париж. После пыток в полиции Виши, а затем в гестапо он покончил с собой или был казнен в тюрьме Санте в феврале 1941 года. Второй также был арестован французской полицией и передан гестапо. Его депортировали в Заксенхаузен, а затем в Бухенвальд, где он умер в 1944 году. И я уже упоминала о самоубийствах Вальтера Беньямина и Карла Эйнштейна прямо на границе.
(АЖ) Примерно тогда же в Баньюльсе поселяются Ханс и Лиза Фиттко и начинают переводить людей Фрая. Вы с ними встречались?
(ДВ) Нет. Это было одним из основных правил в Сопротивлении и у Фрая, который так или иначе тоже принадлежал к движению. Никто никого не знает, никто ни с кем не разговаривает. Чем меньше вы знаете, тем лучше вы работаете. И кстати, я никогда не видела супругов Фиттко в Баньюльсе, хотя бывала там часто.
(АЖ) Занимаясь расследованием на эту тему, я заметил одно странное совпадение. В своих мемуарах Лиза Фиттко рассказывает, что она переводила Вальтера Беньямина 25 сентября 1940 года. Это, как она говорит, был ее первый подъем в горы. Но я проверил даты: накануне, 24 сентября, вы перевели через границу Шлосса и Кауфмана. Это означает, с одной стороны, что вы начали немного раньше супругов Фиттко, а с другой – что одновременно поблизости могло существовать несколько тайных троп, по которым проводники шли практически каждую ночь, даже не подозревая о том, что были другие.
(ДВ) Что до меня, я бы очень хотела с ними познакомиться! Но я их не заметила, и тем лучше. Так или иначе, там долго было не продержаться. Я вам уже говорила: в моем случае это было два, два с половиной месяца. А людей из Марселя прибывало множество. Было много и других путей перехода через Пиренеи в Баньюльсе, в соседних городках и деревнях у испанской границы. Однажды у меня случилась накладка. Я переводила одного меньшевика с женой и матерью. Мать в конечном счете пришлось нести! Все прошло хорошо почти до Порт-Боу, но мы наткнулись на испанскую полицию и были вынуждены вернуться. Это было ужасно трудно: мать снова пришлось нести на руках. Она мне говорила: «Дайте мне умереть». А я ей отвечала: «Нет, мы вернемся в мастерскую в Пуиг-дель-Мар. Вы там отдохнете, наберетесь сил. И завтра мы продолжим». Мы вернулись в Баньюльс – и на следующий день смогли пересечь границу.
Одного я упустила, если можно так сказать, – это был Макс Ралис. Это был друг, человек, которого я хорошо знала по меньшевистским кругам Парижа. Макс хотел перейти границу, чтобы перебраться в Соединенные Штаты. Он приехал в Баньюльс, но не нашел меня – я в тот день была в Марселе. Макс вспомнил, что я была в отличных отношениях с мэром, Венсаном Азема, – социалистом, замечательным человеком. Вишисты тогда еще не вышвырнули его за дверь. Мне
